— Найдут. К сожалению, найдут. Наследил я в этот раз предостаточно.

Лекс внезапно замолчал — на лестнице послышались шаги. Они доносились сверху и быстро приближались. Митя поднял голову и увидел спускавшегося по лестнице дядю Валеру.

— Расселся тут, не проедешь-не пройдешь, — пьяно проворчал он, подойдя поближе. — Дуй домой, мамашка твоя уже освободилась. Я сегодня по-быстренькому…

И ухмыльнулся так довольно, сыто.

— Ну? Ты чего, не слышал, что я сказал? Домой иди…

— Не хочу, — буркнул Митя.

— Чего? Я сказал, домой быстро!

— Когда захочу, тогда и пойду. Вы мне не отец.

— Я тебе щас уши…

— Оставь его, слышь, ты! Мы разговариваем.

Вмешавшийся в диалог Лекс был настроен отнюдь не миролюбиво и дядя Валера это почувствовал. Решив не обострять ситуацию, но и не желая терять авторитет перед пацаном, он произнес:

— Это наши с ним дела и попрошу не вмешиваться…

— Я тебе башку разобью, козел, если еще раз меня о чем-то попросишь, понял? — Лекс перехватил бутылку так, что его намерения не могли быть истолкованы превратно. — Пошел вон отсюда, ублюдок. Ну? Я два раза повторять не стану…

— Я не понял…

— Еще хоть одно слово скажешь, клянусь, я тебя прямо тут отоварю, — голос Лекса дрожал от ненависти, и мужчина это почувствовал.

Не говоря больше ни слова, он бочком спустился с лестницы, осторожно обошел Лекса и стал торопливо спускаться вниз.

Лекс и Митя молча ждали, пока он спустится на первый этаж. Когда внизу хлопнула дверь, Лекс выглянул в окно, убедился, что мужик вышел из подъезда, потом спросил:

— Это что за чучело было?

— К мамке ходит.

— Друг семьи, что ли?

— Дурак он. Другие тоже к мамке ходят, но они нормальные, а этот дурак.

Лекс посмотрел на него задумчиво, потом спросил:

— А другие когда к мамке приходят, ты тоже в подъезде сидишь?

— На улицу тоже хожу. Только там Левка, дерется…

Что-то за окном привлекло внимание Лекса. Он присмотрелся и пробормотал:

— А вот и система…

Повернулся к Мите, о чем-то подумал, затем сунул руки в карманы, порылся, вытащил на свет две кучи смятых денег. Разных — и русских разноцветных, и иностранных, серо-зеленых. Все это богатство бросил на колени Мити, и быстро произнес:

— Домой иди. Никому не говори, что видел меня. Понял? Быстрее, а то отберут.

Митя вскочил, деньги рассыпались, он стал их торопливо собирать и распихивать по карманам.

Внизу хлопнула дверь подъезда.

— Давай, быстрее! — Лекс помог собрать ему деньги, подтолкнул наверх, сам же направился вниз.

Когда Митя поднялся этажом выше, то услышал мужской голос:

— Алексей Алексеевич, ну что же вы… телефон выбросили, сами уехали неизвестно куда… мы волновались.

— По камере у банка нашли, да? — донесся до Мити голос его недавнего собеседника.

— И по камере у банка, и по той, что на остановке, и через спутник… вы, позвольте спросить, что здесь делали?

— Встречался с резидентом иранской разведки.

Голоса удалялись, и Митя затаил дыхание, чтобы услышать продолжение разговора.

— Ох, и злые у вас шутки, Алексей Алексеевич. Вынуждаете меня рапорт составлять.

— Можно подумать, иначе вы бы его не составили… достали… наблюдением… свободы хоть глоток… хоть в новый год…

Дверь подъезда хлопнула, и наступила тишина.

Митя постоял еще с минуту, затем сунул руки в карманы куртки, нащупал купюры и, представляя, как сейчас обрадует маму, направился домой, весело напевая:

— Джимми бэмс, Джимми бэмс, Джимми естудей!

До нового года оставалось каких-то несколько часов.

Санкт-Петербург, 14 февраля 2006 год.

— Добрый вечер, дамы и господа, с вами Артем «дядя-из-Саратова» Калашников и сегодня на волнах нашей радиостанции «Питер ФМ» только самая романтичная музыка для всех влюбленных.

Но сперва, по традиции, передаю приветы, которые пришли в наш чат к этому часу. Надежда передает привет своему любимому мужу Олегу и желает ему в этот день…

Четырнадцатое февраля.

Улыбочки, цветочки, открыточки и пупсички… Как сообщает энциклопедия, это праздник покровителя всех влюбленных, новобрачных и эпилептиков. В этот день принято дарить противоположному полу всякую бесполезную хрень в форме сердечек, признаваться в любви, создавать для своих любимых романтические вечера со свечами и шампанским, и еще много чего.

Но вот что не принято делать в этот день, впрочем, как и в любой другой — лежать на холодном бетонном полу, между грязных досок, промасленных тряпок и воняющих бензином бочек. Лежать, вжимаясь в этот самый пол, затаив дыхание, и молиться, чтобы временно остановилось сердце, так как его биение может привлечь внимание.

Ноги в меховых сапогах всего в нескольких метрах от лица Ника.

Только бы не заметил, только бы не услышал, только бы не обратил внимание…

Если бы этот человек заподозрил, что Ник прячется под грудой поддонов, то обязательно выстрелил бы туда из калаша, висящего у него на плече. Но он думает, что Ник сбежал, и сейчас находится где угодно, только не на этой чертовой станции.

— У нас впереди еще много времени, вас ожидают поздравления, конкурсы и подарки, ну, а сейчас, для всех, кто любит, звучит Марайя Кэрри, с ее новой композицией под названием «We belong together»…

Радио играет в такси. Двери у машины открыты, а хозяин машины лежит на полу с другой стороны. Разница между ним и Ником только в том, что в груди у таксиста примерно половина обоймы автомата. А так — оба лежат, не издавая ни звука.

Таксист сам виноват, ублюдок. Хотел срубить легких денег, а в итоге получил то, что и заслуживал. Правда, Нику от этого не легче. Если его найдут, то отправят вслед за таксистом.

Нику повезло дважды. Сперва, когда таксист, торгуясь по телефону, неосмотрительно отвернулся, подставив затылок под удар гаечным ключом. А потом, когда сторож увидел какого-то пацана, убегающего от станции. Примерно в то время, когда ее должен был покинуть Ник. Поэтому приехавший через несколько минут человек в меховых унтах не стал обыскивать помещение, а вместо этого позвонил кому-то и велел прочесать прилегающие улицы, проверить подъезды, беседки, подвалы. Ну и заодно пристрелил таксиста, который, придя в себя после удара ключом, стал зачем-то просить и даже требовать деньги.

Нос чешется. Рука совсем рядом, но чтобы почесать, надо чутьчуть пошевелиться, а это опасно. Остается только стиснуть зубы, терпеть и ждать.