— Я знаю, — вздохнула Николь. — Это имя ей выбрала не я. Оно ужасно.

— Очень красивое имя. Элизабет Анна Кемп. Звучит так солидно.

Николь встала с дивана и подошла к окну.

— Я собиралась назвать ребенка Эдвардом, в честь отца Дэвида. А второе имя — Фицуильям, в честь мистера Дарси.[40]Это было бы чудесно. — Она рисовала вензеля пальцем на стекле. — Понимаешь, я должна была родить мальчика.

— Может быть, в будущем… — осторожно сказала Фейт.

— Нет. Никогда. Я не хочу больше детей. Ты не представляешь, насколько все это отвратительно. Это должен был быть мальчик. Дэвиду нужен сын.

— Дэвид обожает Элизабет.

— Девочки не наследуют фамильное имя, понимаешь? То есть я его подвела. Кемпы живут в Комптон-Девероле с шестнадцатого века. А теперь из-за меня их больше не будет.

— Если ты будешь проводить с Элизабет больше времени, ты полюбишь ее, а это главное.

Николь пристроилась на подоконнике.

— Но с ней так скучно, Фейт. — Она вздохнула. — Я стараюсь, на самом деле стараюсь. Я кормлю ее, а она засыпает. Я пою ей, и она опять засыпает. Я показываю ей картину, которую я купила для нее, а она не проявляет никакого интереса.

— Просто она еще слишком мала.

— Тогда пусть кто-нибудь другой возится с ней, пока она не подрастет, — решительно заявила Николь. — Я полюблю ее в будущем, когда она станет более забавной. Я знаю, что полюблю. Но сейчас она невозможно скучная. Собаки и то интересней, правда? С собачкой, по крайней мере, можно играть.

Фейт поняла, что проиграла. Она сделала последнюю попытку.

— Если ты научишься заботиться о ней…

— Фейт, от меня не будет в этом никакого толку. — Николь улыбнулась. — Я могу вообще забыть о ней и случайно оставить ее в автобусе или еще где-нибудь. Ты ведь знаешь, что такое может произойти.

— Но…

— Лаура о ней позаботится. Она ее любит. Я буду присылать ей подарки, а когда она подрастет, начну водить ее в театры и в оперу. Ты подберешь ей чудесные платья, Джейк научит ее грести и стрелять…

Глядя на Николь, Фейт думала, что эти два месяца сильно изменили ее внешне. Она стала тоньше, даже выше ростом, а кожа на лице казалась почти прозрачной.

— И что ты собираешься делать, Николь?

— Уехать на некоторое время. Ты ведь знаешь, я не могу долго сидеть на одном месте. Вначале мне очень нравилось здесь, в усадьбе с такой давней историей. Но теперь я чувствую, что этот дом давит на меня.

Она говорила сухим, спокойным тоном. Фейт увидела, что изменения, произошедшие с Николь, были не только внешними: побывав на волосок от смерти, она наконец-то повзрослела.

— Куда ты поедешь?

— Сначала в Лондон. Там масса людей.

Она говорит словами Ральфа, подумала Фейт.

— А Дэвид?

— Дэвида я буду любить всегда. Я хочу ему добра. — Николь соскользнула с подоконника. — Вот увидишь, Фейт, я вернусь. Тебе не о чем беспокоиться.

Николь уехала из Комптон-Деверола в следующем месяце. К тому времени Фейт уже вступила в земледельческую армию, а Дэвид вернулся к своей таинственной работе. Николь сказала Лауре, что собирается в Лондон, чтобы купить белье для малышки и одежду для себя. Она стала более худой, чем была до беременности, и старые платья болтались на ней. Лаура отдала ей все свои талоны на одежду и порекомендовала портниху на Эджвер-роуд, которая отлично перешивает старые платья. Николь обняла свекровь, поцеловала Элизабет и отправилась на станцию.

В поезде, как и всегда в дороге, она почувствовала себя свободной. Словно груз соскользнул с ее плеч. Ей говорили, что женщины не помнят боль, испытанную во время родов, но она убедилась, что это не так. Ее преследовали воспоминания о боли, одиночестве, и что еще хуже — о том состоянии, когда, казалось, ее тело не принадлежит ей. Сейчас она хотела, чтобы все ужасные моменты остались позади.

В Лондоне Николь поселилась в доме на Девоншир-плейс. На следующий день она позвонила работавшей на Би-би-си подруге, и та пообещала помочь ей найти работу. Вечером в дверь постучал Тьери. Он повел ее ужинать в ресторанчик в Сохо. Меню не отличалось разнообразием, но тесный обеденный зал с плотно занавешенными окнами и обвалившейся местами штукатуркой был битком набит свободными от дежурства военными и женщинами. Зажатый в углу пианист играл популярные песни, и публика хором подпевала. Между переменами блюд они танцевали. Остатки депрессии, тяжесть которой Николь постоянно ощущала после рождения Элизабет, улетучились, и Николь повеселела. «В конце концов, мне всего восемнадцать», — напомнила она себе, кружась с Тьери на танцевальном пятачке.

Под утро Тьери проводил ее до дома. Поцеловав ее в тени подъезда, он спросил:

— Разве ты не хочешь пригласить меня войти, Николь?

Она покачала головой.

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что ты можешь неправильно это истолковать.

Тьери насупился.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, что я имею в виду, Тьери. Ты решишь, что я приглашаю тебя в постель.

— Но разве ты сама этого не хочешь? — В его голосе слышалась обида.

Действительно, ее тело, измученное родами, начало оживать от его поцелуя. Но это ничего не значило.

— Понимаешь, Тьери, я считаю, что близкие отношения возможны только с тем, кого по-настоящему любишь.

Она увидела в его глазах боль. Это было так не похоже на него.

— Тогда зачем ты приехала сюда? Почему не осталась ждать своего мужа в загородном доме?

— Видишь ли, любовь бывает разная. Я думала, что Дэвид будет для меня всем, но этого не произошло. — Она впервые спокойно призналась себе в этом.

— Значит, ты собираешься бросить беднягу, — сказал Тьери, доставая портсигар.

— Лучше сделать это сейчас, разве нет? Тогда он сможет найти себе другую. Я не могу оставаться с Дэвидом, даже если буду продолжать делать вид, что он — моя настоящая любовь. Я подвела его.

Тьери чиркнул спичкой и, прищурившись, пристально посмотрел на нее.

— Каким это образом?

— Я родила девочку, а не мальчика. Дэвиду нужен сын. Поэтому мне лучше расстаться с ним сейчас, чтобы он смог найти женщину, которая родит ему сына.

Некоторое время Тьери молча курил, потом сказал:

— Это всего лишь предлог, Николь.

Она пожала плечами.

— Думай как хочешь. Но это одна из причин, и очень важная. Я знаю, что не смогу быть такой женой, какая нужна Дэвиду. И не смогу быть хорошей матерью для Элизабет. Им от меня не будет никакой пользы. Я старалась, но у меня ничего не вышло. Поэтому мне лучше уйти сейчас. Чем дольше я пробуду с ними, тем тяжелее будет разрыв.