– Слишком узко, – сказала Флорин. – Он работает в случае применения силы, угрозы применения силы или препятствовании. Пока этот человек не дотрагивается до них и не преграждает им вход в учреждение, это не преступление.

– Проблема в том, что это очень заковыристый вопрос. На данный момент многих ответов у меня нет – еще нет, – но я хочу, чтобы вы все знали, мы очень серьезно к этому относимся. Полиция в курсе этой ситуации, они выставят патрульных.

Это была правда. Тем утром Клаудия приметила на Мерси-стрит полицейскую машину с включенным зажиганием метрах в пятидесяти от клиники.

– Если вы заметите, что кто-то ведет себя странно, и особенно если увидите, как кто-то делает фотографии, сообщите об этом Луису. Я не шучу, народ, – сказала Флорин надтреснутым голосом.

В комнате воцарилась тишина. О выдержке их директрисы ходили легенды, а подобный ее голос говорил о том, что любой нормальный человек в этом месте бы разрыдался.

Она быстро взяла себя в руки.

– На данный момент это все. Безопасность наших сотрудников и пациентов, – добавила она своим мягким, телевизионным голосом, – это наша главная забота.

КОГДА КЛАУДИЯ ЗАШЛА В ЗАКУСОЧНУЮ, ТАМ УЖЕ ЖДАЛ ФИЛ.

– Посмотрите, она живая, – произнес он, мимолетно заключив ее в объятия. – Где тебя носило?

– Нигде. Я была нигде. – По сути, так оно и было. После поездки в Мэн она несколько недель была стационарным объектом. Не считая походов на работу, она практически не выходила из квартиры. Каждое утро она просыпалась разбитой, словно ее в конце концов настигла зима. Она просто никуда не хотела идти. Забурившись дома, она читала бульварные книжонки и смотрела «Время и место». Периодически писала Филу, чтобы отменить ланч. Перезванивать ему казалось слишком сложной задачей.

– Да на работе просто безумие какое-то, – пустила она в ход свою отговорку на все времена.

Она рассказала про видео с камер, про фрика в бейсболке, который тайком делает фотографии на телефон. Она говорила и говорила, осознавая, что срывается на истеричные нотки. Она звучала, как поехавшая. Она чувствовала себя поехавшей. «Если бы я себя не знала, – думала она, – решила бы, что я выжила из ума».

Фил уставился на нее.

– Сайт… – повторил он, хмурясь. – Клаудия, это же бессмыслица какая-то.

– Подожди, я сейчас покажу. – Она открыла «Зал позора» и сунула Филу телефон.

Он листал и прокручивал страницы, в буквальном смысле открыв рот. Тревожно было видеть его не находящим слов.

– Ого. Очень замысловатая работа, – в конце концов сказал он. – Это все сделал один человек?

– Не понимаю, как бы он мог. В смысле, фотографии явно сделаны у разных клиник. Я насчитала шесть разных мест, а их может быть и больше. Он продолжает загружать новые.

Она еще много, очень много могла бы рассказать. О снах, от которых она просыпалась посреди ночи, о часах – часах, – которые она проводила, таращась на этот сайт. О сотнях раз, когда она обновляла эту конкретную страницу.

– Об одном мы знаем наверняка, потому что он попал на видео. Недавно он опять объявился, но наш охранник его спугнул.

Фил спросил, сообщили ли они в полицию.

– Полиция в курсе. Она видели запись, знают, как он выглядит. Сейчас мы просто ждем, когда он придет снова.

– И тогда что?

Клаудия задавалась тем же вопросом.

– Ну, в том-то и проблема. Насколько можно судить, никакой закон он не нарушает. – Она прикрыла глаза, внезапно почувствовав невероятную усталость. – Но, знаешь, это же не шутки. Мы не просто так заботимся об анонимности пациенток. У людей на этой теме крышу сносит.

Подошла официантка с подносом. Фил, как обычно, заказал блюдо дня: сегодня это был сэндвич с пастрами, от которого разило чесноком. Омлет Клаудии казался слегка затвердевшим на вид. Запах яиц был умеренно отвратителен. Она отодвинула от себя тарелку.

– Ты не ешь? – Фил окинул ее своим фирменным пристальным взглядом. – Клаудия, все в порядке?

– Как я мечтаю, что люди перестанут задавать мне этот вопрос. – У нее слегка поплыла голова. В помещении резко стало слишком шумно и слишком жарко. – Все хорошо. Просто немного устала.

– Тебе надо передохнуть. – Фил взял тост с ее тарелки и принялся намазывать его маслом. – Сменить обстановку. Ты разве не собиралась съездить в Мэн?

– Я ездила. Там все нормально. Не знаю. Что еще сказать. Это… Это Клейборн, – сказала она, будто это что-то для него значило. За все те годы, что они были знакомы, она ни разу не брала его туда с собой.

Он протянул ей тост с маслом, она взяла его и стала покорно жевать.

– Стюарт с тобой ездил?

– Нет больше никакого Стюарта. Стюарт тю-тю.

Перестал ли он ей звонить, или она просто перестала отвечать – было не совсем ясно и в целом не важно. Это был как раз еще один довод в пользу электронного парня – самый убедительный, если по правде. Никаких драматичных разрывов. Потому что разрывать нечего.

Фил сдвинул брови:

– Тут я что-то пропустил. Что случилось?

«Я трахалась с чуваком, который продает мне травку», – не сказала она.

– Ничего, – быстро сказала она. – Я не убиваюсь. Да он и не то чтобы дико мне нравился. – Что было правдой, раз уж на то пошло.

Она украдкой бросила взгляд на телефон.

– Надо бежать, – сказала она, выкладывая на стол несколько купюр. – Я опаздываю на прием. Гребучая маммограмма. Я в порядке! – добавила она с шуточным раздражением.

Она никогда не была плаксой, но в тот момент, по причинам, которых она не могла объяснить, Клаудия была готова разрыдаться.

НЕСМОТРЯ НА СНЕГ, ПОЕЗДА В МЕТРО И ЭЛЕКТРИЧКИ ХОДИЛИ ПО РАСПИСАНИЮ. Она села на зеленую ветку до шумного района к югу от Фенуэя, множеству кварталов с клиниками и больницами. Она всегда тщательно избегала этой части города, за исключением этого единственного дня в году.

Медсестра на ресепшене надела ей на руку бумажный браслет. В приемной она взяла полистать выпуск «Дэмзел». Она пробежала глазами выходные данные в поиске знакомых имен – старых коллег, младших редакторов, – но ни одного не узнала. Спустя двадцать лет все пошли куда-то дальше.

Появилась медсестра в бледно-голубой форме.

– Клаудия Б?

Заведенный порядок в рамках защиты анонимности пациентов, которому следовали и на Мерси-стрит. Клаудия использовала тот же стандарт – имя плюс первая буква фамилии, – когда сочиняла вопросы для рубрики «Спроси барышню». Чтобы сохранить анонимность вымышленной читательницы, женщины, терзаемой тайными муками: целлюлитом, комбинированной кожей, слабыми и хрупкими ногтями.

Она взяла сумочку и пальто и пошла по коридору следом за медсестрой.

– Раздевалки