в Данстере.

– В Данстере? – Города соединяла одна-единственная двухполосная дорога. По будням она была забита пробками – по ней люди пробирались к шоссе. Энтони подумал о миссис Моррисон и Миссис Макганн, о миссис Паоне в ее инвалидном кресле. Да они в жизни не проделают такой путь. Он и сам не проделает. Он попытался представить свою жизнь без ежедневных прогулок до церкви Святой Димфны без этого ежедневного ритуала, который излечил его голову.

– Я объявлю об этом завтра, если погода позволит. Надо думать, это станет удручающей новостью. Мне кажется, что вы очень хорошо ладите с пожилыми прихожанами. Хорошо было бы иметь вас под рукой. – Пастор встал. – Мне очень жаль, Энтони. Поверьте, я никак не могу повлиять на это решение. Мне очень нравится Святая Димфна, и мне грустно будет наблюдать ее закрытие.

– Мне тоже. – Энтони крестили в церкви Святой Димфны. Бабушка Бланшар венчалась здесь, только-только сойдя с корабля из Ирландии. Квентин Скорый провел здесь семь месяцев.

– Святая церковь уже переживала бури, – сказал отец Квентин. – А сейчас, боюсь, сезон бурь.

НА УЛИЦЕ ВСЕ ЕЩЕ ШЕЛ СНЕГ. Идя в обратном направлении, Этони разглядел собственные следы, едва различимые под свежим снегом.

В Грэнтем было тихо, улицы безмолвствовали. Отец Квентин был прав: во всех домах к востоку от Лисбон-авеню было темно. «Данкин Донатс» словно вымер, вывеска погашена. Открытой казалась только аптека. Он подумал о ждущем его пустом доме с кучей часов. Он, словно беженец, побрел в сторону неоновой вывески. Для утра буднего дня аптека была на удивление оживленной. Он занял очередь к кассе. Его лечащий врач выписал ему рецепт на очередное лекарство, которое ему не поможет, но если страховка его покрывала, то можно и захватить. Объясняя это кассиру, он заметил сутулого лысеющего мужчину, изучавшего витрину с наколенниками.

– Пап? – сказал он.

Отец, казалось, был поражен, увидев его.

– Энтни? – хрипло прокаркал он. – Что ты тут делаешь?

Пару секунд они стояли, таращась друг на друга. Отец выглядел изможденным, постаревшим. На нем была видавшая виды куртка «Кархарт» – пережиток времен в бригаде «Манчини», – которая теперь казалась на нем слишком большой. К ней пристал запах, душок пожилого человека, смесь шариков от моли, метеоризма и ментоловых леденцов от кашля.

– Получаю свои таблетки, – сказал Энтони.

– Как дела вообще?

– Да нормально вроде.

– Работаешь?

– Я на пособии.

Его отец сдвинул брови, словно что-то об этом припоминал.

– А что с тобой такое?

– Голова, – сказал Энтони.

Повисла тишина. Где-то работало радио. Женщина, имени которой Энтони не мог вспомнить, пела: «У меня нет времени на боль». Он задумался, входила ли эта песня в специальный аптечный плейлист, где все песни как-то особенно резонировали с покупателями. Старик воткнул в ухо указательный палец и принялся с ожесточением им крутить, словно чесотка поразила самый его мозг.

– Как твоя мать?

– В порядке. Она во Флориде с тетей Дорис.

– Хорошо-хорошо. – Он повернул голову, и тогда Энтони увидел причину чесотки: слуховой аппарат телесного цвета размером с фасолину. Он напоминал заткнутый в ухо ком жвачки.

Нет, у меня нет времени на боль.

– Еще одна буря грядет, – сказал Энтони.

– Она всегда грядет. Не одна. Так другая.

Снова тишина.

Можно было еще много чего рассказать: о церкви Святой Димфны, о Квентине Скором, о неизъяснимом предательстве бостонской епархии. Но Энтони не мог представить, как говорит об этом – или вообще о чем-либо – своему отцу.

– Энтони Бланшар! – крикнул кассир из-за прилавка.

– Это я, – сказал Энтони, обращаясь к человеку, который, собственно, и дал ему это имя.

Они просто стояли, уставившись друг на друга. Им хватило примерно двух минут. Когда они вышли, разговаривать уже было не о чем.

– Церковь Святой Димфны закрывают, – выпалил Энтони. Он и не подозревал, что собирается сказать это, пока на самом деле этого не сделал.

– Церковь?

– С этого самого момента. Они хотят отправить всех в церковь Святого сердца в Данстере.

– Бывает, – сказал его отец.

Энтони был ошеломлен. Отец крестился в церкви Святой Димфны, принял там первое причастие. Похоже, что он забыл об этом или ему было все равно.

– В смысле – «бывает»?

На лице старика было написано отвращение. А может, и не было. Возможно, это просто было его лицо.

– Господи, Энтни. В смысле, что все бывает почему-то. Они продают церкви, чтобы откупиться от исков. От тех детей, над которыми надругались.

Снег уже некуда было складывать. Пять северо-восточных монстров за пять недель. Бостон был по горло сыт этой херней. Жизнь застопорилась и даже не думала приходить в движение. Все было отложено до особого распоряжения: доставки, вывоз мусора, почтовое обслуживание, автобусное сообщение. Воодушевление, осуждение, неверие.

Почти два метра за тридцать дней. Объемы были невообразимые. Где-то за территорией города организовывали снегофермы. На пустырь в Южном Бостоне уже успели вывезти полторы тысячи грузовиков снега. Двадцать пять тысяч кубических метров снега, утрамбованного, как цемент. Городской совет спустил на воду свой план: загрузить снег в самосвалы и вывалить его в бостонскую бухту. Экоактивисты подняли шум. По слухам, снег был горючий. Была озвучена вероятность непроизвольного возгорания. На место вызвали команду химической защиты.

Сообщалось о странных инцидентах, жутких издержках зимнего сезона. Замерзшие в своих постелях старики, пронзенные сосульками дети. Обреченный семейный седан, раздавленный упавшим деревом.

Энтони читал обо всем этом с экрана своего компьютера, посредством великодушия спутникового сигнала, идущего прямо из космоса. Это было куда проще, чем надевать ботинки, пальто и ковылять куда-то, чтобы что-то разузнать; и быстрее, чем выйти на крыльцо.

Да и что там снаружи такого, в самом деле? Куда шли все эти люди?

Они продают церкви, чтобы откупиться от исков. От детей, над которыми надругались.

Прошла неделя, потом еще одна. Как-то утром по причинам, которых он сам не мог себе объяснить, Энтони отправился своим старым маршрутом до церкви Святой Димфны. На парковке было пусто, внутри – темно. На секунду он даже задумался о том, чтобы поехать в Данстер на утреннюю мессу в церкви Святого сердца. Технически у него все еще были водительские права, выданные штатом Массачусетс. Машина матери ждала в гараже – «Олдсмобиль-седан» из прошлого тысячелетия. Нужно было лишь его откопать.

Гаражную дверь по колено замело снегом. Он пошел на нее с лопатой, но куча не поддалась: снег уже столько раз таял и замерзал, что вся куча покрылась ледяным панцирем.