вас это наше решение обрадует. Мы знаем, как вам бы не хотелось его терять, а с собой он вас не позвал. Вот так мы и сделаем. Нам нужно, чтобы он был здесь. Мы устроим так, чтобы вас перевели из младшего преподавателя в старшие, соответственно вы будете получать гораздо большие деньги. Никакой необходимости искать новую работу у вас нет. Вам же надо ребенка кормить. Ну, что еще? Я могу устроить вашу дочку в дипломатический детский сад на Бронной, ей там понравится, уверяю вас. Если мы зачислим вас внештатным сотрудником вы будете получать неплохую зарплату, вам же деньги нелишние? Так? И потом … вы вот сказали, что уезжать не собираетесь … боитесь? Так? Не бойтесь. Через какое-то время вы с дочерью подадите на отъезд, вашу просьбу удовлетворят, там, куда бы вы ни выбрали ехать, за вами 'присмотрят', помогут с работой и ваша жизнь в иммиграции прекрасно устроится. Вы не пожалеете. Нас с вами может ждать долгое и плодотворное сотрудничество. Что вы на это скажете?

Андрей Иванович, расписывая ей выгоды западного образа жизни, и думать забыл о 'чести советского человека', который никогда Родину не продаст. 'Какой же он циничный урод' – думала Люба. 'Нет, не дождется. Им палец дай, они руку откусят. Хотя … вообще-то он дело говорил'.

– Нет, извините меня. Но мне кажется, что мне такая работа не по плечу. Я просто не смогу. Слишком это большая ответственность.

– Люба, позвольте нам самим судить, что можно поручить человеку, а что – нет. Андрей Иванович внезапно посуровел и тон его стал жестким. Я вас не тороплю. Подумайте, я сам вам позвоню. Однако, когда вы будете размышлять, я прошу вас принять во внимание, что мы знаем о вас больше, чем другие … Считается, что отцом вашей дочери является художник Немеровкий, за которым вы были замужем, но это не так … ее отец – английский журналист Доркин, работающий в сионистской газете. Он и сейчас продолжает клеветать на нашу страну и нам ничего не составит доказать, что вы с ним общаетесь, поставляя ему заведомо клеветническую информацию, которая может быть использована в его грязной газетенке. У нас есть распечатка ваших звонков с Центрального телеграфа в Лондон. Он сам вам звонил три раза за последний месяц .. А это 58 статья, ее никто не отменял. Я сотрудник 5-го управления КГБ СССР по работе с идеалогическими диверсиями противника. Вам понятно, о чем я говорю … Вы умная девушка, и я уверен, что вы серьезно отнесетесь к моим словам. Так?

Люба хотела ему сказать, что она действительно общалась с Наумом Доркиным, но их давно не связывали никакие отношения, что дочь даже и не знала своего отца, что никаких сведений она Науму и не думала передавать, но … осеклась на полуслове, решив ничего не говорить … какой смысл-то? Она просто обещала подумать. Андрей Иванович позвонил дней через десять. К тому времени Люба все обдумала и согласилась с ним встретиться. Не советуясь ни с единым человеком, она решила сказать чекисту 'да'.

Будучи человеком трезвым, Люба не имела никаких иллюзий по-поводу могущества конторы. Они хотели ее использовать, и для достижения своей цели, были готовы на многое. Исай собирался уезжать, ни разу не предложив ей ехать вместе, не пообещав ни вызова, ни поддержки. Он четко решил ее кинуть вместе с ребенком. Они вместе работали, он с ней жил, заботился как мог, но в его дальнейшие планы Люба не вписывалась. Чем она ему обязана? Ничем. Он же не считает, что он что-то должен ей. 'Да не поедешь ты никуда … охолонись, родной', – думала про него Люба, с удивлением ощущая в себе мстительное чувство. Она знала что-то такое, чего всезнайка Исай не знал, даже не мог предположить. Еще Люба понимала, что несмотря на своей статус уверенной в себе, волевой, свободной красивой, женщины, у нее на самом деле никого не было: мать жила своей жизнью в Житомире, никак ей помочь не могла и не хотела. Подруги смотрели на нее снизу вверх и скорее всего вообще не считали, что такой женщине, как она, может понадобиться помощь. Это Люба им помогала, наоборот было бы странно. Мужчины? Что-то ей с ними не везло. Из многочисленных кавалеров никто не захотел взять на себя ответственность за ее благополучие.

В таких обстоятельствах надо было самой о себе позаботиться. Сейчас ей давали такой шанс. Небольшие этические сомнения Любу посетили, но быстро рассеялись: в этой толпе отъезжающих евреев каждый был только за себя. Андрей Иванович, кстати, дал ей понять, не называя естественно имен, что в их отказнической теплой компашке, изучающей иврит, читающей письма оттуда и получающей благотворительные посылки из-за бугра, были агенты, как он говорил 'сотрудники'. А она что, рыжая? Он ей предложил деньги, услуги, будущее в конце концов. Он ей все по-честному сказал, без розовых соплей. Жизнь сурова.

А еще Люба выросла в Житомире, прошлась по рукам рослых улыбчивых одноклассников, закончила исторический факультет московского педагогического, выбрав Историю КПСС, потому что ей так было удобнее искать работу не в школе. Роман с англичанином Наумом Доркиным оказался пустышкой. Что-то он ей про своих ортодоксальных родителей лепетал … впрочем деньги он им иногда через нарочных посылал, хотя к себе не звал. КПСС , комсомольская работа, стройотряды, агитбригады … все это было выгодно. Люба ни во что не верила, ничем не увлекалась, не имела серьезных принципов, считала, что люди к ней недобры, а ей, чтобы выжить, просто надо не делать ошибок и быть хитрее. Она все обдумала и согласилась. Получалось, что Андрей Иванович все правильно рассчитал. Что ж … у этого конкретного майора госбезопасности был опыт оперативной работы. Принципами вербовки он владел хорошо. Впрочем Люба и не была твердым орешком. С ней у майора все прошло, как по маслу.

Они встречались на оперативной квартире, которая выглядела вполне уютно. В холодильнике лежали дефицитные продукты, бутылка вина. Они ужинали и Люба отвечала на вопросы Андрея Ивановича. Иногда она затруднялась с ответом, он не настаивал. В других случаях Люба сообщала ему интересные подробности о деятелях еврейского правозащитного движения, которые находились в разработке. Люба получила абсолютно все, что ей обещали, и даже сверх того. Контора умела держать свои обещания.

Для Любы Андрей Иванович был приятным, обаятельным мужиком, не без светского лоска, то, что