– Это же Марта! – ужаснулась Соня. – Моя собака. Пасынок так ненавидит меня, что выместил злобу на бедной собаке.

– Или вы сами ее над трупом мужа пристроили. Чтобы излишне любопытные не стали рыть глубже.

– Есть тело! В целлофан упаковано!

Все кинулись к яме, толпясь и помогая вытащить со дна труп. Даже охранники Сони на какое-то время забыли о ней, отошли посмотреть на находку. Дождь уже хлестал нещадно, и нужно было как можно скорее заканчивать удачную операцию по установлению факта преступления.

Соня лихорадочно оглядывалась, не решаясь на что-то. Сквозь пелену дождя ей показалось, что она видит на ветке одной из яблонь сидящего особнячком от скучившихся ворон Карлушу. Только бы это был он!

– Карлуша! Карлуша! Ко мне! Ко мне! – закричала неистово Соня, не выдержав нервного напряжения и вкладывая в крик весь свой страх и ужас перед неизбежным. – Карлуша! Ко мне! Ко мне!

– Совсем баба спятила, – повернули к ней головы полицейские и снова занялись трупом.

И вдруг произошло необъяснимое. Огромная стая ворон с громкими криками взмыла в небо и черной тучей зависла над деревьями, создавая невообразимый гвалт, затем живым галдящим смерчем кинулась вниз на людей, неся панику и сумятицу. Полицейские закрывали руками головы и пытались отогнать ворон выстрелами из пистолетов. Птицы падали у их ног, но налетали другие, которым, казалось, не было конца.

Не теряя ни секунды, Соня бросилась к забору и, нащупав под сухими кирпичами бечевку, потянула за нее, извлекая наружу ключ. Мигом отомкнула замок неприметной калитки, выходящей в сосновый бор, и выскользнула из сада.

– Она сбежала! – услышала за спиной крики, треск ломающихся кустов под ногами бегущих и металлический грохот: разъяренные преследователи ломились в автоматически захлопнувшуюся калитку.

Осознавая, что у нее лишь пара минут, пока они будут перелезать через высокий забор, Соня без оглядки мчалась к большой сосне, возле которой среди толстого слоя мха находилась крышка сточного колодца ее дома. Пришла в себя только на дне его. Прижавшись к сухой кирпичной стене и стараясь не наступить на желоб с проточной водой, уходящей по трубе вниз с горы под толщей земли к городской системе, Соня слышала, как обозленные полицейские топчутся возле невидимой цели, прячась под сосной от нещадно хлещущегося ливня.

– Вот гадина! Как сквозь землю провалилась. Придется объявлять в розыск. Все равно она никуда из города не денется.

Они стояли рядом с крышкой, надежно замаскированной под пенек срубленного дерева, поэтому им даже в голову не могло прийти, что под ним находится колодец.

– Может, и в самом деле провалилась? Сын потерпевшего уверял, что его мачеха ведьма.

– Я в эту ерунду не верю. И ты не верь, если хочешь у нас работать.

Перебиваемые шумом дождя неясные голоса стали глуше, потом и вовсе пропали. Просидев в колодце еще немного, Соня осторожно выбралась наружу. Дождь закончился, но с иголок сосны все еще падали мерцающие под лунным светом крупные капли. Она спряталась за толстым стволом дерева, прислушиваясь.

Внезапно ей показалось, что совсем рядом хрустнула ветка, словно под чьими-то ногами, и она вмиг вскарабкалась на высоченную сосну, сдирая кожу на коленях. Сердце бешено трепетало, голову кружил страх снова угодить в тюрьму, и Соня крепко ухватилась за древесный ствол, чтобы не свалиться. Вокруг царила тишина, и лишь с другой стороны дома какое-то время раздавались неясные далекие голоса, затем послышался вой сирен отъезжающих полицейских машин.

Неизвестно сколько она так простояла на толстенном суку в обнимку с деревом, но во мраке ночи ей привиделся пасынок. Он бродил, словно призрак, среди исковерканных, как Сонина жизнь, кустов ее любимых роз по грядкам, превратившимся в кровавое месиво из-за вороньих трупов.

Или это не упокоившийся дух ее мужа еле видимой тенью блуждал по саду в поисках своего убийцы?

На каждое хотение требуется терпение. А как раз терпения Феде было не занимать. С самого детства он ждал, когда мать наконец обратит внимание и на него. Но растопить ее ледяное сердце так и не удалось. Порой ему казалось, что мать ненавидит его, и тогда он убегал в сад, прятался в заросшем травой малиннике и, съежившись в комок, плакал, уткнув лицо в худенькие колени и чувствуя себя брошенным на произвол судьбы котенком.

Нагретая после жаркого знойного дня земля делилась с ним ласковым теплом, и он, постепенно успокаиваясь, засыпал. Во сне к нему приходила мать, гладила по голове и говорила: «Не обижайся на меня, сынок. Чужие люди будут обижать куда сильнее. А матери можно и простить».

Труднее было осенью, когда от холодной и влажной земли тянуло сыростью. Тут уж становилось не до обид, не замерзнуть бы до смерти. Тогда он таился на теплом пыльном чердаке, среди ненужного хлама, разобрать который у матери не доходили руки. И снова он видел этот чудесный сон. И от всего сердца прощал мать.

Лишь однажды она смилостивилась и приласкала его. Феде уже исполнилось восемнадцать. Они сидели рядышком, чего никогда прежде не случалось, она держала его под руку, прислонив свою голову в светлых кудряшках к его плечу, и говорила, говорила. Он вдыхал запах ее резковатых духов и мечтал только об одном – чтобы внезапный, но такой долгожданный порыв материнской любви длился как можно дольше.

– Мы с тобой, сынок, оказались теперь у разбитого корыта. Папашка твой бросил нас, и надеяться мы можем только друг на друга. Не знаю, как ты на меня, но я на тебя очень надеюсь. Я мечтаю о том, что ты получишь хорошее образование, найдешь интересную работу и станешь достойно зарабатывать. А я тебе буду помогать всем, чем только смогу. Потом ты женишься, и я буду нянчить твоих детей, как нянчила тебя.

Федя насторожился. Он не мог припомнить, чтобы мать им занималась, зато сохранил в памяти ее постоянные уходы из дома по ночам, когда она бросала его, ревущего, одинокого и смертельно боящегося темноты. Этот страх остаться без нее преследовал его потом долгие годы.

Что за удивительное превращение случилось с ней сейчас? Мать перестала замыкаться в себе и обратила взор на него, горячо любящего и любимого – теперь в этом не было никаких сомнений – сына! Она хочет нянчить его будущих детей, а это многого стоит. Федя счастливо улыбался и верил каждому ее слову.

Когда-то он очень переживал уход отца. Но теперь, как ни странно, даже радовался этому: без него мать, наконец, разглядела рядом сына. Правду говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. И теперь Федя благословлял каждую волшебную минуту, проведенную с матерью, намереваясь никому не давать ее в обиду.

Особенно отцу, заставившему ее страдать. Отныне отец стал для Феди врагом номер один. Как тот потом ни заглаживал свою вину, заваливая сына дорогими подарками, деньгами и обещаниями обеспечить его на всю оставшуюся жизнь, Федя ему горя матери так и не простил.