– А вы неплохо меня знаете.

Тон Лусиль не понравился. Она поспешила подняться, отряхнуться и отойти.

– Всегда лучше знать тех, кто тебе служит. Меньше неожиданностей. А вы не скажете… – она помедлила, – кто всё-таки это…

Словно очнувшись, Цу разжал кулаки и поглядел на неё снизу вверх.

– Это уже не имеет значения. У мертвеца нет иного имени, кроме как «мертвец».

– А если мертвец восстаёт из могилы и беспокоит живых?

Но командующий не ответил. И, кивнув скорее самой себе, Лусиль произнесла:

– Ладно. Надеюсь, что вы правы, и этот бедолага так и останется тут. Хорошенько допытаем какого-нибудь священника. Благодарю за занятную беседу.

– Мне было это в удовольствие, королевна.

Он всё так же сидел и смотрел ей в лицо. Она отвернулась и пошла прочь, стараясь не обращать на этот взгляд внимания.

– Ваш бог, по некоторым легендам, воскрес именно здесь, – тихо произнёс Цу. – И появился здесь ключ. Ключ мёртвой воды. Ключ ко всякой двери, даже небесной.

Лусиль обернулась.

– Что вы несёте?

– Это были последние слова безумца. Прежде чем он потерял сознание.

Холод необъяснимого страха пробрался под кожу. Лусиль гордо вздёрнула подбородок.

– Тогда повторю: отучите солдат глодать здесь кости. Для их же безопасности. Доброй ночи.

Влади она нашла в шатре. Лампа горела, но, не дождавшись своей блудной супруги, он уснул, и сейчас это было в радость: никаких утех уже не хотелось. Лусиль задула свет и легла королевичу под бок. Влади был таким хрупким, мирным… но нигде и никогда она не чувствовала себя такой защищённой, как с ним рядом.

Даже сейчас.

* * *

Через два дня священные стены Озинары не пали. Самозваная царевна Лусиль Луноликая более не могла осаждать их сама, слишком быстро продвигалось вперёд Второе ополчение.

Оставив несколько гарнизонов, она подняла войска и двинулась на столицу, обещая взять её до солнцестояния.

Для неё самой торжественное продолжение кампании было скорее торопливым бегством. Но никто об этом не подозревал.

По лагерю разносились трубные звуки побудки, голоса и конское ржание. И, как ни хотелось растянуть утро и отодвинуть очередной виток пути, нужно было наоборот, спешить. Ринара – один из городов на предполагаемом пути Самозванки – ждала помощи. Ринара, по словам Хельмо, всегда была верна царю; наверняка до сих пор героически защищалась. Промедление могло её сгубить, оттуда и так давно не было вестей. Потому, заразившись тревогой союзников, Янгред и сам, как мог, торопил сборы своих частей.

Пока всё складывалось удачно: гарнизоны, оставляемые Самозванкой в захваченных землях, были слишком малочисленными, чтобы долго обороняться. Под напором наёмников они обычно уступали и бежали. Тревожило лишь то, что бежали многие не к границам, а вглубь государства, к той, что привела их.

Второе ополчение встречали по-разному: одни как спасителей, но другие – как врагов. Многие успели принять Лусиль и, наглядевшись на её нежный лик и наслушавшись сладких обещаний, поверить в неё. Портреты златовласой «царевны» часто встречались на городских гобеленах, попадалась даже пара её изваяний. Слушая разумные речи Хельмо о том, как хитра Самозванка, некоторые только хмуро качали головами; неслось по толпе злое «Брешет…». Случалось, на «освободителей», оставшихся на ночлег, нападали во имя государыни. В одном городе было покушение на Хайранга, в другом толпа чуть не растерзала отряд эриго.

Боевые потери становились серьёзнее, оборона яростнее, но так было не всегда. Имеющие уши – слышали, на сторону Хельмо тоже вставали. Иные, как Янгред замечал, принимали воеводу за царевича: не за сына Вайго – слишком блёклой была внешность, – но за какого-то другого. Царевича-спасителя.

Сейчас царевич-спаситель наблюдал, как забегавшийся и остановившийся передохнуть у его шатра Янгред поправляет заклёпку брони на локте. Как и всегда, у Хельмо процесс вызывал нешуточное любопытство. Доспехи всё-таки очень отличались от принятых в армии Дома Солнца.

– Как насчёт того, чтобы найти похожие тебе? – спросил Янгред, когда, подойдя совсем близко, Хельмо коснулся ладонью золочёного наплечника и принялся рассматривать собственное отражение в начищенном металле. – Это понадёжнее твоих. А ну как пальнут со стены…

Он со скрежетом провёл по кольчужному рукаву Хельмо. Тот лишь улыбнулся.

– Наше облачение не меняется веками, и, как видишь, живём. Мне трудно будет привыкнуть к другому, да и едва ли мои люди поймут перемену. Некоторые и так уже подозревают, не затеял ли я с тобой какой сговор…

– Сговор? – хмыкнул Янгред.

– Больно мы спелись. – Хельмо скорчил рожу своему отражению и отошёл на шаг.

– Как забавно. Нет, извини, я не буду свергать с тобой царя, он мне платит.

Хельмо опять усмехнулся, тут же, спохватившись, укоризненно нахмурился и умчался раздавать кому-то указания. На прощание он бросил: «До встречи, мой друг-заговорщик». Янгред расхохотался.

Самому ему было не до болтовни за спиной. Ему-то всё виделось чистым: быстро притёрлись – слаженно действовали. Они всем казались схожими, это Янгред слышал даже от Хайранга. Что же удивительного, что поняли друг друга, заканчивают друг за друга мысли? Почему обязательно подвох? Впрочем, вспоминая интриги при дворах, подозрительность окружения можно было понять. Если кто-то сильный дружит с кем-то тоже сильным – дружат они, скорее всего, против кого-то третьего. И в таком выборе друзей, кстати, есть резон. Но пока Янгреду и в голову не приходило использовать дружбу, она просто стала естественно нужной. В мире её составляли простые вещи: болтовня у костров, периодические совместные охоты, пиры и ночёвки, тренировочные поединки. В войне всё накалялось, как металл. Например, недавно они освободили город, который штурмовали четыре дня и на подступах к которому потеряли несколько сотен людей. Там легион людоедов обрушился с неба подобно Полчищам из мифов, и там ратники впервые применили тактику, которой обучили их Янгред и пара других командующих: быстро строиться «черепахой», поднимая щиты, слаженно перемещаться в таком положении и из брешей в «панцире» палить по крылатым тварям из мушкетов. Манёвр удался. Когда город пал и удалось найти друг друга, Хельмо едва держался на ногах, Янгред тоже – оба как всегда предпочли не командовать со стороны, а находиться в гуще. И когда они обнялись, подумалось вдруг: что, если однажды останется один? Долго удастся дружить под пулями? Вот и весь сговор.

…Сегодня они начали путь порознь; каждому требовалось поговорить со своими. В отрядах, как Янгред мог заметить, тоже происходило братание: солдаты с интересом приглядывались друг к другу, перенимали слова и обычаи. Некоторые части уже перемешали. У таких, правда, чаще возникали склоки, но смешение было неизбежно: кто-то погибал, от боевой единицы могло в одночасье не остаться ничего. Самый большой такой смешанный блок недавно возглавил Хайранг. Двигаясь на лошади рядом, Янгред слушал его наблюдения.