– Вы что же, полюбовницей предлагаете мне стать?

Верменич задумчиво посмотрел на нее.

– Я тебя хочу спросить. Ты грамотная девушка, языкам обучена, почему же не можешь сказать, допустим, «любовница», а не «полюбовница»?

– А это что-нибудь меняет? – тихо спросила Серафима. – Я говорю, как моя покойная матушка говорила, и все ее хорошо понимали.

– Прости! – Павел взял ее руки в свои ладони и осторожно сжал. – Надумал я, милая моя, жениться в скором времени...

– Наслышана уже про вас! Говорят, хотите графиню Волоцкую в жены взять. Только она девица с норовом, еще неизвестно, захочет за вас пойти.

– А ты бы пошла? – Верменич, опустившись на колени, поцеловал маленькую ладонь, усыпанную веснушками.

– Что вы, барин, – засмеялась Серафима, – неужто графиню променяете на простую горничную? Да ни в жизнь не поверю! – И уже серьезно добавила: – Перестаньте шутить! Один уже нашутился, до сих пор кое-кто в себя прийти не может от его шуток.

– По-моему, оба они хороши! Князь упрям, но твоя барышня почище его будет! Что за кошка между ними пробежала, ты, случайно, не знаешь?

– После их последней беседы, когда князь чуть двери в кабинете не снес, она со мной почти не разговаривает. Знаю от Агафьи...

– Опять старая, значит, «туточки» ходила?

Серафима с недоумением уставилась на Павла, но тот лишь махнул рукой.

– Она мне рассказала, что князь вроде как предложил Александре замуж за него пойти, а она, дурочка, отказалась! Теперь он вокруг Полины танцы танцует и в глазки заглядывает!.. Тьфу, смотреть тошно! А моя плачет ночами, я по глазам вижу, и не ест почти нечего. Я ведь чего боюсь, – она склонилась к Павлу, – а если она понесла от него, что тогда будет?

– Думаю, быстрее дурью прекратят маяться! Я ведь Кирилла знаю. Видно, чем-то обидела она его, не иначе! И весь этот театр с Полиной затеял в пику твоей барышне. – Верменич, придвинувшись к Серафиме, будто случайно, положил ей руку на плечо. – Ты мне скажи, голубушка, как так получилось, что Саша терпит рядом с собой такую красавицу?

Серафима расхохоталась.

– Вы, барин, чаще сказки слушайте. В детстве мы с барышней очень любили, когда моя матушка нам про царевну-лягушку сказывала.

– При чем тут царевна-лягушка? – хотел спросить Верменич, но тут пламя свечи, которую он пристроил в старый цветочный горшок, заметалось, вытянулось и чуть не погасло.

– Господи, что такое? – испуганно прошептала Серафима, схватив Павла за руку. – Тише! Кто-то зашел в оранжерею. – Потушив свечу, он прошептал: – Отступаем в каморку садовника. Только ни звука! По-моему, сюда идут.

Они прокрались в обитель Ефима и прикрыли за собой дверь. В узкую щель проник луч света и Серафима чуть не вскрикнула от удивления. К скамье, на которой только что сидели они с Павлом, подошел Кирдягин и уселся, поставив рядом с собой фонарь. Девушка с удивлением посмотрела на Верменича. Тот прижал палец к ее губам и показал на свое ухо. Серафима кивнула, и, прижавшись друг к другу, они приникли к щели. Ждать пришлось недолго.

Среди зарослей замелькало еще одно пятно света. Высокая женская фигура в темной накидке почти выбежала на середину открытого пространства перед пальмой. Кирдягин поднялся ей навстречу. Женщина, прильнув к нему, заплакала:

– Все пропало, mon cher, все пропало! – Кирдягин подвел ее к скамье:

– Садись, Полина! Что за спешка? Почему ты вызвала меня сюда? Говори быстро, что тебе нужно! – Он с тревогой огляделся по сторонам. – Того гляди, сторож придет!

– Не бойся, – уже спокойнее проговорила баронесса, вытерев носик крошечным платком, – в случае чего, скажем, что у меня заболела голова и я попросила проводить меня сюда. Князь знает, что я люблю бывать в оранжерее.

– Среди ночи? – фыркнул было Кирдягин, но баронесса, всхлипнув, с укором посмотрела на него:

– Иногда ты бываешь просто невыносим! – Она вытащила из корсета три небольших конверта. – Смотри, что я сегодня успела перехватить. Кредиторы уже пронюхали, где я скрываюсь. Да ты читай, читай! – прикрикнула она на кузена. – Не видишь разве, что одно на имя Адашева, а два – на мое! Этот гнусный купчишка спешит уведомить князя, что его невеста должна ему двадцать пять тысяч рублей. Да и твой приятель Злоказов старается о своих десяти тысячах! Как скоро вызнали, мерзавцы! – Баронесса опять заплакала.

Кирдягин пробежал глазами письма и вернул их Полине.

– Да, положение скверное! На праздники вряд ли какая почта прибудет, но потом... – Он удрученно покачал головой.

Вдова зарыдала в голос.

– Перестань выть! – Кирдягин достал носовой платок и передал его женщине. Дождавшись, когда она справится с рыданиями, спросил: – Что ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы ты вспомнил, кому первому пришла в голову мысль женить на мне князя! – Баронесса взялась за лацканы сюртука Кирдягина. – И если ты сейчас откажешься помочь, я вытрясу из тебя душу!

– Je veix bien! Pourquoi pas![37]Только я не представляю, как сейчас тебе помочь? Долги заплатить? Но я сам на мели, ты ведь знаешь...

– Я догадывалась, что ты туго соображать, но сейчас твоя тупость не знает границ! – Рассердилась Полина. – Но если я вылечу отсюда после Рождества, тебе тоже не сдобровать! Придется возвращаться в Петербург, а там тебя уже ждет не дождется граф Черкизов. Учти, он не упустит случая пободаться с тобой рогами, которые ты ему наставил!

– Ну, хорошо! Хорошо! – Кирдягин отошел к скамье. – Садись, и давай обсудим, что мы успеем сделать за эту неделю, пока не будет почты.

– Приготовься еще к одной новости. Старые князь и княгиня прибывают сразу после Рождества. А я бы хотела встретиться с матушкой князя уже в роли жены. Иначе, я чувствую, мне не видать его как своих ушей!

– Чего ты боишься? Разве тебе мало, что князь влюблен в тебя?

– Тогда объясни мне, почему он всего раз поцеловал меня, и то когда делал предложение? Если он сгорает от страсти, почему ни разу не пришел ко мне ночью? Почему не выполнил единственную мою просьбу избавиться от гувернантки? Почему все в доме – Агафья, слуги, дети – настроены против меня? Я никому ничего плохого не сделала, однако все боготворят эту гадкую мадемуазель и ненавидят меня. Почему, скажи на милость? – Баронесса опять всхлипнула. – Вчера за обедом Прохор уронил на мое лучшее домашнее платье блюдо с соусом, и его за это даже не выпороли. Сегодня открываю комод с бельем, а там сидят две отвратительные жабы. И вчера в постель мне кто-то вылил кувшин киселя...

Серафима, зажав рот ладонью, прыснула, но Верменич сделал свирепое лицо, и она уткнулась лицом в его плечо. Она-то знала в чем дело – маленькие индейцы вышли на тропу войны и бледнолицей скво теперь придется несладко!