Все стало яснее ясного – Бретт был ключевым звеном в этом сообществе. Перейди он на нашу сторону, остальные последовали бы за ним. Но у нас заканчивалось время. Я видела это по тому, как Толстяк поджимал губы, измеряя Лиаму температуру.

– Я не говорю вам ничего, кроме правды, – заявила Оливия. – Я слишком долго молчала, надеясь, что Нокс изменится – подобреет, что ли. Но этого не произошло. Он становился только хуже, и, если бы Руби его не отослала… кто знает, что бы он сделал потом, но я знаю точно: никто из больных ребят бы не выжил.

– Он правда их продавал? Нокс говорил, они пытались убежать, а он о них заботился, – подала голос девочка, сидевшая у Нокса на коленях, когда нас привели. Она была одной из первых, кому я выдала одеяло из кладовки. Мы вытащили все из того небольшого здания и разложили посреди склада, чтобы все видели, что осталось. Те, кто постарше, осмелились забрать свои вещи, но большинство безучастно смотрело на нас, словно все, что было до встречи с Ноксом, выпало из их памяти.

Когда Оливия кивнула, вокруг снова зашептались.

– Одиннадцать человек по крайней мере, с тех пор, как я здесь.

– Он просто добывал еду, – проворчал Майкл. – Приходилось идти на жертвы. Вполне справедливо.

– Что справедливого в том, чтобы больной ребенок голодал, потому что слишком слаб, чтобы работать, и ему никогда не станет лучше, потому что он никогда не сможет работать?! – выкрикнула она в ответ. – Что?

Отбросив назад мягкие светлые волосы, Оливия вскочила на платформу, спина прямая, голова поднята высоко.

– Послушайте… так не должно быть. Я жила в Ист-Ривер и видела, как это было. Я находилась там и зимой, и летом, и все остальное время, но никогда не голодала – ни единого дня. Я никогда не боялась – это было… Это было хорошее место, потому что там мы заботились друг о друге.

Глядя на их лица, я ожидала, что разверзнутся небеса, когда Оливия рассказала им, как этот кусочек рая исчез, а пророк, стоявший за ним, оказался не более чем пустой маской. Но Бретт, явно изо всех сил пытавшийся понять и принять все это, смотрел на нее, и напряженное лицо расслаблялось с каждым словом, пока он не кивнул.

– Мы можем устроить это здесь, – продолжила Оливия. – Знаю: сможем. Здесь есть место, чтобы самим выращивать еду, и возможность повысить уровень безопасности. Беглец не должен оказаться единственным, и Ист-Риверу не обязательно останется единственным. Построим свой собственный.

– И как же у нас это получится? – поинтересовался Майкл. Он покачал головой, оторвавшийся воротник рубашки обнажил полоски бело-розовых шрамов, оставшихся от ожогов, испещрявших шею и плечи. Парень кивнул назад, на жалкую кучку припасов. – Ты такая же тупая, как и страшная, да?

– Эй! – рявкнул Бретт, делая шаг в его сторону, и Майкл, усмехнувшись, отступил.

– Сначала убедимся, что выживут больные, – продолжила Оливия, – что все мы переживем эту зиму. Если вы поможете нам с Руби с этой вылазкой, мы продержимся несколько месяцев. Спасем их жизни, да и свои заодно.

– И где же эта волшебная придуманная страна, а? – с нажимом спросил Майкл.

– Один из ангаров в аэропорте Джона Ч. Туна, – открыла ответный огонь Оливия, выдерживая его убийственный взгляд. – Кто-нибудь знает, где это?

Бретт поднял руку.

– Думаю, в нескольких километрах к западу отсюда, в десяти – самое большее.

– Оʼкей, – кивнула Оливия. В куче одежды она раскопала для себя куртку, прикрыв ею джинсы, то и дело сползавшие с ее худых бедер. – Это нам по силам.

– Нет, – проворчал Майкл, – это ловушка. И любой, кто согласится участвовать в этом дерьме, заслуживает того, что получит.

Подростки в белом – охотники – задвигались и возмущенно загудели. Мой разум мгновенно отреагировал в ответ. Я только успела перевести на Майкла пристальный взгляд, когда Оливия заговорила снова.

– Послушайте, если это сработает – а это сработает и будет работать, – здесь многое изменится. Мы не можем быть просто племенем Синих. Нет… нет, послушайте меня! – Оливия повысила голос, заглушая протестующих. – Дело не в цвете. И не должно быть. Мы не должны делиться по цветам. Зато должны уважать друг друга. Если вы не можете уважать друг друга и ваши способности, если вы не готовы помогать друг другу понять себя и других, это место не для вас.

– С чего это ты все решаешь? – поинтересовался Майкл. – Кто ты вообще такая, чтобы здесь распинаться? У нас была система, которая чертовски хорошо работала. Хочешь, чтобы мы начали всех жалеть? Вот почему мы совершали вылазки только с другими Синими – остальные так охренительно беспомощны, что не способны ни на что, даже защитить себя.

Оливия замолчала, ее неуверенность в себе словно просачивалась сквозь покрытую шрамами кожу, заражая всех вокруг. Сомнения подтачивали ее прямо на наших глазах. Я почувствовала, как тело сотряс небольшой толчок паники, словно второй, лишний удар сердца. Но мы еще не закончили. Мне нужна ее помощь – нужно, чтобы она была сильной.

– Черный – тоже цвет. – Я боролась с сопротивлением памяти, позволяя тем самым словам снова хлынуть в меня. Я будто слышала, как распевно они звучат, если их произносит голос Лиама с его южным акцентом. Впервые он сказал это мне многие месяцы назад: – Черный – все равно цвет.

Оливия все поняла. Чтобы объяснить, не нужны красивые слова, да, если честно, и нет таких слов, чтобы описать, чем это место было для нас. Там мы были вместе: вместе работали, вместе жили, вместе выживали. Ист-Ривер стал для нас не просто лагерем – он превратился в символ идеи, служил сигнальным костром для других. Олицетворял собой веру. Беглецом называли Клэнси, но им становился и любой другой ребенок, сбежавший от системы. Тот, кто не смирился. Кто не стыдился и не боялся того, кем был.

– Быть умным – не значит дать слабину, – продолжила я. – Ты можешь остаться, а можешь уйти, помни только: если уйдешь, то один. И поверь мне, это длинная, одинокая дорога.

– Верно, – наконец заговорила Оливия. – Если хочешь уйти, сейчас самое время. Просто знай, что с этого дня ты никогда не перестанешь убегать, пока тебя не поймают. Никогда.

– Бред какой-то! – выкрикнул Майкл. – Это не сработает. Если ты считаешь, что кто-нибудь из моих парней поддержит подобное…

– Тогда валите, – пожала плечами Оливия. – Коли что-то не устраивает, уходите. Сработает, только если хочешь здесь быть. Забирайте все, что нужно, и вперед.

Я оттолкнулась от маленькой сцены и подошла к нему близко-близко. Когда я держалась от него подальше, мне казалось, что Майкла невозможно ничем пробить – чуть что, и он ощетинивается, выставляя острые, как бритва, защитные щиты, но теперь я увидела, что он дрожит. Парень был на целую голову выше меня, тяжелее, вооружен… и ничто из этого не имело значения.

Не было нужды совать нос в его мысли, чтобы понять: он прокручивает в голове прошлую ночь, зациклившись на том, что я сделала с Ноксом.