На первый взгляд все эти солдаты были левендами-добровольцами. В ХVI столетии, которое за счет постоянного прироста населения вело к войнам, разбою и нищете, в Средиземном море не чувствовалось недостатка в авантюристах – они стекались отовсюду в поисках удачи. Сразу же после того, как братья Барбаросы осели в Алжире, там обосновался и янычарский оджак, который вначале использовался лишь в качестве пехоты. И пусть даже этот оджак – некоторые историки путают его с османскими девширме[766] – создан по тому же принципу, что и стамбульский (при необходимости располагать воинским формированием, чуждым народу и способным подавить все враждебные центру силы), местные солдаты не были рабами-христианами и не получали того же образования, что и столичные янычары. Прежде всего их соединения принимали участие в сухопутных маневрах, охраняли крепости и собирали налоги среди южных племен, но со временем и они положили глаз на корсарство.

Вначале левенды противились присутствию янычаров на пиратских судах, намереваясь оставлять всю прибыль от корсарства себе. Разве те не должны были довольствоваться самим разбоем, а жалованье получать от государства? А янычары, напротив, требовали не только долю от морского разбоя, но и помощи от левендов в таких тяжелых обязанностях, как сбор налогов с берберских племен и обеспечение порядка в хинтерланде. В конце концов в 1568 году две партии достигли вынужденного согласия: янычары получали право исполнять воинский долг на корсарских кораблях, тогда как левенды теперь могли пополнять ряды их оджака[767]. Впредь янычары будут совершать набеги на огромных чектири вроде кальетэ и галер, а добровольцам-авантюристам придется служить и солдатами, и гребцами на фустах, бригантинах и фыркатах. В результате в алжирском оджаке даже возникнут особые роты (орта), искусные в корсарстве; в их ряды вступит тысяча мюхтэди, прозванных «избандутами», от итал. bandito – бандит, разбойник[768].

Между тем, когда сабли янычар требовались на суше, им запрещали устраивать морские набеги. В 1590 году из-за этого запрета Хайдару-паше не удастся отыскать солдат для четырех снаряженных им лично кальетэ, и реисам придется заполнить свои суда местными арабами, подмастерьями лавочников (mozos de tiendas) и левендами с фыркат[769]. Парусники развивались, солдат требовалось все больше, и левенды смогли вернуться в корсарство. Вместе с местными авантюристами они беспрепятственно занимали буртуны, пока янычары безраздельно владели галерами[770].

В отличие от моряков, офицеров и даже рабов, которых хозяева сдавали в аренду, добровольцы-левенды никогда не получали жалованья. В самый ранний период корсарства они, как и османские налетчики-акынджи, довольствовались только своей частью захваченной добычи. В любом случае прежде всего они мечтали о том, как собрать денег и вместе с друзьями снарядить собственный корабль. Капитан такого судна, собравшегося в поход, вывешивал зеленое знамя[771] на нок-рее. Все добровольцы, желавшие записаться в его команду, подходили к низкому шесту, водруженному с противоположной стороны палубы и украшенному таким же зеленым флагом (un mâtereau orné d’une banderole de la même couleur)[772]. Обычно корсарские корабли устраивали набеги два раза в год. Через восемь-десять дней после возвращения из первого похода знамя опять поднимали под залпы пушечных орудий, и добровольцы из солдат, расходившихся с добычей по домам и казармам, могли повторно записаться в экипаж. На пике могущества корсаров таких стало больше, чем нужно, и половину из желающих разбойничать возвращали домой[773].

Рис. 16. Алжирский янычар

Храня верность оружию той эпохи, янычары не разлучались с луками, ятаганами, кинжалами и аркебузами[774]. Также напомним, что они прекрасно владели огнестрельным оружием и слыли отличными стрелками. В морских походах янычары, держа при себе кинжалы с ятаганами, хранили в специальных отсеках арбалеты-аркебузы со стрелами – и брались за них, когда начинался бой[775]. Что же касается пушкарей, то ими обычно становились мюхтэди[776]. Янычары в пушках не разбирались, да и искусными мореплавателями их вряд ли можно было назвать. Когда в 1622 году корсары из ренегатов, сговорившись с невольниками на захваченном британском корабле «Бристоль» (Bristol), потихоньку уводили его к берегам Англии, янычары об этом совершенно не догадывались[777]. И как после этого не восхвалять их за мужество? Выходя в открытое море, янычары даже не знали, где у них над головой сияет Полярная звезда.

Неопровержима и роль гребцов для чектири, сколько бы их ни оттесняли на второй план. Венецианская пословица гласит: «Галера без гребца что тело без души»[778]. Именно на гребцов приходилось и больше всего затрат, как будто было недостаточно уже того, что они составляли 75 % экипажа[779]. Расходы на «полностью укомплектованную» гребцами галеру возрастали втрое. К примеру, в 1616 году герцогу Осуне строительство трех галер обошлось в 38 723 экю, а содержание на них шестисот шестидесяти рабов – в 85 800[780].