– Свой мир… – покивал Алик и тоже вздохнул. – А зачем тогда?

– Тут нужно знать Богданова… Он комбинатор! И великий теоретик… – Шибаев с трудом удержался, чтобы не добавить: «Вроде тебя, Дрючин», но только хмыкнул. – Рассчитать схему, схитрить, сподличать, предусмотреть всякие закорючки, риски, скользкие места – и устранить. Ему бы терпения побольше – не пугал бы умирающую Аду Романовну, не нарвался бы на Тину с компроматом. Да и с Яной… Не нужно было. Перестарался.

– Иезуит!

– Он самый. Мне лично интересно другое, Дрючин. Мне интересно, что они нашли друг друга. Два креативных персонажа с одинаковыми взглядами на жизнь и возможностями.

– Кто? – не понял Алик.

– Богданов и Иванов.

– Ага. А Иванов еще и этот… как его? Который бегает в юбке… трансвест!

– Точно, еще и этот. Они нашли друг друга, устроили заговор, влезли в убийства – и что в результате? В результате иезуита Богданова переиграл молокосос Иванов, правильно рассудивший, что выживший получает все. Ненадолго, правда. Не судьба, скажешь?

– Судьба… Удивительное это все-таки дело – судьба! – глубокомысленно заметил Алик. – Я вот прочитал недавно: «Судьба – не собака, палкой не отобьешься». Красиво, правда?

– Красиво.

– А давай накатим за судьбу, Ши-Бон!

Шибаев согласно кивнул, и они накатили.

– …А ты знаешь, Ш-ши-Бон, что нужно делать… э-э-э… чтобы увидеть своего будущего мужа? – спросил Алик после четвертой рюмки.

– Мужа?

– Ага, мужа. В смысле, жену, наверное, тоже. Знаешь?

– Как-то не задумывался. Что?

– Надо взять слизняка… – Алик страшно сморщился. – Это такая здоровая улитка без раковины, их после дождя полно! – Он развел руками, показывая размер слизняка. – Положить его на стол, посыпанный мукой, и накрыть кастрюлей, чтоб не вылез. Он там будет ползать туда-сюда и нарисует инициалы твоей будущей жены. Представляешь?

– Слизняк? А откуда он знает?

Алик задумался. Потом сказал:

– А черт его разберет! Говорят, действует стопудово! Откуда-то знает… Может, из космоса.

– Моя бабушка говорила, если в стакан упадет муха, это к счастью, – вспомнил Шибаев.

– Тоже интересно… про муху! – Алик подпер голову ладонями. – Вообще, если подумать хорошенько, то в мире страшно много интересного, правда, Ши-Бон? Вот еще вспомнил… – Он хихикнул. – Кто храпит, засыпает первым! Народная мудрость. Это про тебя, Ши-Бон. Недавно прочитал в Интернете, что есть специальная прищепка на нос, хочешь, попробуем?

– А еще моя бабушка говорила, если смеяться за столом, то нечистая сила нагадит в тарелку, понял, Авокадо? – назидательно сказал Шибаев.

– Тоже красиво, – покивал Алик. – А если не смеяться, то не нагадит? А разговаривать можно? Или тоже… кто-нибудь… нагадит, а?

Он, нахмурясь, сосредоточенно смотрел на Шибаева…

…Еще он не сшит, твой наряд подвенечный,

И хор в нашу честь не споет,

А время торопит – возница беспечный,

И просятся кони в полет…

Б. Окуджава. Любовь и разлука

…Они сидели на диване, обнявшись. Была глубокая ночь; мелкие кусочки льда стучали в окно; в углу горел синий торшер, и комната была погружена в синий полумрак.

– Саша, поехали со мной, – сказала Яна. – Хочешь?

Шибаев чувствовал на губах ее пальцы, она «читала» его. Ее пальцы были легкие и нежные, он целовал их, ей было щекотно, и она смеялась.

– Яночка, ты едешь работать, а что я буду там делать?

– Отдохнешь, Саша, тебе нужно отдохнуть. Поехали! У нас мокрый снег, а там сухо и тепло.

– Купаться в море можно?

Яна рассмеялась.

– Нельзя. Но если ты морж, то можно. Согласен?

– Я подумаю.

– Подумай. Знаешь, я нашла помещение под выставочный зал, Рыдаев готовит бумаги. Хочу набрать группу из талантливых ребят, устроить конкурс на лучшую фотографию… Так много можно сделать! Я стараюсь не думать и не вспоминать… Ты знаешь, Саша…

Она замолчала, и он обнял ее покрепче, словно обещая, что все плохое осталось позади и впереди только хорошее.

– Тетя Галя говорит, что я тебе по гроб жизни должна быть благодарна. Если бы не ты… – Она поежилась. – Мне даже подумать страшно.

– Вот и не думай, – сказал Шибаев. – Все хорошо, что хорошо кончается.

– Она говорит, тебя Бог послал, и тогда, с машиной, и потом. Ты необыкновенный, Ши-Бон, ты настоящий сыщик! Как… Пуаро!

Шибаев рассмеялся.

– Глупая! Какая же ты глупая! Пуаро… А что, его тоже били по голове и спускали с лестницы?

– Да нет же! Ты что, не знаешь, кто такой Пуаро?

– Ну… – Шибаев порылся в памяти. – Не припомню.

Теперь рассмеялась Яна.

– Ты что, Ши-Бон! Все знают великого сыщика Эркюля Пуаро! Я дам тебе почитать про него.

– Дай, почитаю.

– А как ты догадался, что тебя тоже хотят убить?

– После аварии. Оказывается, хорошая встряска прочищает мозги. И тогда встал вопрос: кто? Я был уверен, что убийца крутится где-то рядом. Помнишь, Алик пришел посмотреть на тебя? Сделал вид, что клиент?

Теперь рассмеялись оба.

– Помню! Конечно, помню!

– И убийца, который не глупее Алика, тоже пришел. Но я его не узнал. А когда увидел докторшу в очках в голубой оправе, меня осенило! Я вспомнил, что видел женщину в таких же очках… Дальше все было проще пареной репы.

– А тот пьяница, Серый, неужели он собирался тебя убить?

– Вряд ли. Он собирался меня вырубить и ограбить. А добил бы меня Иванов. Серого повязали бы, обыск выявил бы мои вещи – телефон, ключи… Этот дурак не догадался бы выбросить. И загремел бы Серый за убийство. Такой был расклад.

– Это все так ужасно! Живешь себе, ни о чем не подозреваешь, а вокруг тебя какая-то возня… Знаешь, Саша, я, наверное, должна ненавидеть Руданского, а мне его жалко, понимаешь? Он бросил маму, через полгода родилась я. А мой папа… Я никогда не смогу думать о Руданском как об отце. Тетя Галя говорит, мы были страшно бедные, просто голодали. Как он мог? Неужели из-за денег? Или любил ту женщину? Любовь и деньги… Неужели из-за них можно убить? И эту девушку убили, Тину, и Богданова, и Аду Романовну… Меня мучает совесть, что я взяла их деньги. Тетя Галя говорит, что я дуреха, и мама брала деньги, когда папа лежал парализованный, что я имею право. И теперь Руданского, может быть, простят за его грех… в смысле, там, наверху. Господи, как все сложно! – Она заплакала.

– Ну-ну, девочка ты моя глупая… – бормотал Шибаев, целуя ее макушку. – Руданский был несчастлив, он винил себя… Потому и разыскал вас, помогал. Все мы люди, все делаем глупости и подлости…