Адвокат гневно уставился на него.

– Понимаю, – согласился Монк. – Пытались, но ничего из этого не вышло. Что ж, мы можем попробовать хотя бы убедить присяжных в существовании вполне оправданного подозрения, что это было убийство, – продолжал он, следя за лицом Оливера. – Вы можете вызвать в суд врача в качестве свидетеля и как следует допросить его.

Рэтбоун закрыл глаза.

– Эксгумация? – еле слышно произнес он непослушными губами. – Думаете, лорду-канцлеру это понравится? Вы уверены, что у нас есть достаточные основания для этого? У нас должны быть неопровержимые факты. Наши власти будут сопротивляться этому! Отрекся он от престола или нет, но Фридрих был наследным принцем иностранной державы.

– Хотя похоронен в Англии, – заметил сыщик. – Он умер здесь, и, следовательно, на него распространяются английские законы. Он не только отрекся от престола, но и эмигрировал и этим перестал быть гражданином своей родины. – Монк слегка склонился над столом. – Но, возможно, до эксгумации дело не дойдет. Одного того, что мы можем этого потребовать, надеюсь, будет достаточно, чтобы получить от врача нужные показания, а также от супругов Уэллборо и их слуг.

Адвокат встал и подошел к окну. Он стоял спиной к собеседнику, сунув руки в карманы и как-то нелепо оттопырив их. По его застывшей фигуре чувствовалось, в каком он напряжении.

– Полагаю, доказать, что это убийство, – единственная возможность, которая у меня осталась. Во всяком случае, это покажет, что она не действовала злонамеренно, а просто глубоко заблуждалась, – сказал он задумчиво. – Если удастся доказать, что Гизела невиновна, обвинительница может принести свои извинения. Хотя если она этого не сделает, я уже ничем не смогу помочь ей. Моим клиентом стала безумная особа.

Монк не хотел быть бестактным и поэтому воздержался от комментариев, но своим молчанием он показал, что все уже сказано.

Рэтбоун отошел от окна, и теперь солнце светило ему в спину. Он немного успокоился и взял себя в руки. Улыбка его была печальной и ироничной.

– В таком случае вам придется снова заняться поместьем Уэллборо и попытаться найти больше фактов, чем в первый раз, – повернулся он к сыщику. – Настоящей победой было бы найти убийцу. Это не оправдает Зору перед законом, но, может быть, в какой-то степени очистит ее имя в глазах общественности. За это нам тоже стоит бороться. Лишь бы это не оказалась герцогиня! Не дай бог!

Уильям встал.

– В таком случае, до следующего понедельника.

Адвокат кивнул.

– Если это возможно.

Монк чувствовал, как поджимает время. Его просили сделать большее, чем он мог, и это пугало его, потому что ему нужна была только победа. Если он потерпит неудачу, это дорого обойдется Рэтбоуну, померкнут его слава и лавры профессионала высокого уровня. Оливер уже никогда не восстановит свой престиж лучшего адвоката, поскольку потерпит поражение не только из-за обстоятельств, но и из-за своего опрометчивого решения. Зора будет виновна не просто в преступлении, а в проступке невероятной тяжести против общественного мнения. Она попыталась оскорбить чувства и веру как аристократии, так и простых людей, которые были в восторге от этой истории любви, от сказки, ставшей былью, и верили в нее целых двенадцать лет. Это бросало тень не только на одну из королевских семей Европы, но и на Англию тоже. Одно дело – критиковать правительство в тиши своего дома или за ужином с друзьями, и совсем другое – обличать его изъяны и пороки в зале суда перед всем миром. Адвокату, взявшему на себя защиту женщины, которая стала причиной такого скандала, не скоро это простят.

Если же окажется, что виновны герцогиня Ульрика или тот, кто действовал в ее интересах, с ее ведома или нет, то это станет полной катастрофой. Рэтбоун станет «знаменит» благодаря одному этому судебному процессу. Все будут знать его имя, но ни один уважающий себя человек не захочет иметь с ним дело. Его репутация адвоката будет погублена.

Оливер не имел права заставлять Монка спасать его от собственной глупости, но Уильям страдал от невозможности помочь ему. Снова та же неудача, и это причиняло ему сильнейшую боль.

– Возможно, вы расскажете мне, что узнали за последние три недели, пока я изъездил пол-Европы, чтобы всего лишь убедиться в невиновности Гизелы. Мне это поможет, – резко сказал детектив. – Кроме, конечно, того, что вам не удалось убедить графиню фон Рюстов снять свое обвинение. Это вы мне уже говорили.

Рэтбоун с удивлением и явной неприязнью смотрел на него.

– Я нанял вас, Монк, – сказал он холодно. – А вы меня – нет. Придет время, когда вы сможете это сделать, вот тогда и требуйте у меня отчета. Но не сейчас.

– Иными словами, вы ничего не сделали! – разозлился Уильям.

– Если вы ничего не собираетесь найти в Уэллборо-холле, – все так же зло ответил адвокат, – тогда так и скажите! Иначе зачем тратить время на споры? Его у нас и без того мало осталось. Делайте свое дело. А если вам нужны деньги, обратитесь к Симсу.

Монк был глубоко обижен неуважением к его способностям, хотя мог бы предвидеть, что такое случится. Возможно, он даже заслуживал этого, но упоминание о деньгах слишком задело его. Оно низводило его до торговца, и именно это хотел дать ему почувствовать Рэтбоун. Юрист напомнил сыщику о той социальной и материальной разнице, которая существует между ними, и это лишь подтверждало, как сильно он был напуган.

– Я ничего там не найду, – сквозь зубы процедил детектив. – Да там и искать нечего, черт побери! – Повернувшись кругом, он зашагал к двери, рывком распахнул ее и вышел. Дверь после этого еще долго качалась на петлях.

И все же Уильяму пришлось обратиться к Симсу за деньгами – это настолько испортило ему настроение, что он едва не отказался от них, но необходимость все же заставила его сдержаться.

Только выйдя на улицу, Монк немного остыл и вспомнил, что Рэтбоун до смерти перепуган. Вот он и сорвал на нем зло, лишь подтвердив этим свою уязвимость.

Сыщик не собирался навещать Эстер – это получилось как-то само собой, из-за дилеммы Рэтбоуна и от собственной злости и бессилия. В минуты неудачи Уильям невольно надеялся на понимание и сочувствие мисс Лэттерли, которой абсолютно доверял. Она никогда еще не подводила.

Шагая по Вер-стрит, Монк заметил впереди кеб. Ускорив шаги, он окликнул возницу. Когда кеб остановился, детектив поспешил сесть в него и назвал адрес Эстер на Хилл-стрит, где она работала до его отъезда в Венецию. Он надеялся, что она все еще там. Ему было не по себе от того, что он так стремится во что бы то ни стало повидать мисс Лэттерли, но смятение от этой мысли позволило забыть о многом другом. Уильям испытывал какое-то странное навязчивое желание как бы очиститься после встречи с Эвелиной.

Откинувшись на спинку сиденья, Монк приготовился к недолгой поездке. Посещение Европы было довольно интересным, он многое повидал, ощутил запах и атмосферу чужих городов, слышал чужую речь – и тем не менее возвращение домой доставило ему особую радость. Только вернувшись, Уильям осознал, в каком напряжении он находился, слыша вокруг незнакомую речь, когда лишь по одному случайно известному слову или выражению лица говорившего и его поведению приходилось домысливать все остальное. Это делало его целиком зависящим от доброй воли чужих людей. А возвращение домой и знакомое окружение означали свободу, придававшую силы, полную раскованность и уверенность в себе.