– Благодарю вас, мадам. Я, безусловно, воспользуюсь вашим советом, – сказал Уильям.

Поклонившись, он отошел в сторону, чувствуя легкое головокружение.

* * *

Детектив с нетерпением ждал этого вечера. Благодаря заботе Юджина, он был приглашен на бал, где, как ему было известно, должна была присутствовать и Эвелина. И совсем скоро ему предстояло вернуться в Лондон, к реальностям его теперешней жизни. То, что было раньше, тот мир, который он оставил, уйдя служить в полицию, его блеск, роскошь и привычка к удовольствиям – все это стало для него прошлым, и даже память не помогала Монку воссоздать его в своем воображении, не говоря уже о том, чтобы в него вернуться. Что ж, во всяком случае, на то время, что ему еще осталось, Уильям усилием воли заставит себя забыть о прошлом. Он будет жить только настоящим – лишь это время важно для него. Им он будет наслаждаться, его будет пить по капле до дна.

Одевался сыщик не только с особым тщанием, но и с чувством удовлетворения и даже радости. Оглядывая себя в зеркале, он улыбался своему отражению. Как приятно ощущать, что ты в красивом и элегантном вечернем костюме! На лице, которое Уильям видел в зеркале, вместо неуверенности и тревоги были удовлетворенность, немного иронии и очень много веры в себя.

Монк знал, что Эвелина находит его загадочным. Он рассказал ей немало такого, что могло заинтриговать ее, и был так не похож на всех, кого она знала! А поскольку графиня не могла понять, что кроется за тем немногим, что ей о нем известно, детектив казался ей опасным.

Он отлично это понимал – как если бы Эвелина сама ему в этом призналась. Они вели игру, тонкую, восхитительную игру, и она того стоила, ибо ставки были велики – нет, не любовь, ничего столь мучительного и столь обязывающего, но достаточно возбуждающее чувство, которое не так легко забудется, когда Монк уедет. Возможно, отныне он всегда будет искать это в каждой женщине, если та будет привлекать и возбуждать его.

Подъехав к роскошному особняку, Уильям стал подниматься по ступеням крыльца. Лишь благоразумие удерживало его от того, чтобы не шагать через две ступени, – таким легким и полным энергии он себя чувствовал.

Особняк сверкал огнями, в витых чугунных треножниках у входа горели факелы, а через распахнутые двери и в высоких окнах были видны сверкающие огнями огромные люстры. Доносился гомон голосов, и, кажется, уже играла музыка.

Вручив швейцарцу свое приглашение, Монк пересек холл и стал подниматься по парадной лестнице в зал приемов. Обведя его быстрым взглядом, он по головам сразу отыскал темную густую шевелюру Клауса фон Зейдлица. На это ушло немного времени: как только высокий господин, загораживавший Клауса, шагнул в сторону, детектив тут же увидел перебитый нос и крупные черты знакомого лица. Зейдлиц беседовал с группой военных в парадных мундирах и, видимо, рассказывал им что-то забавное. Когда он засмеялся, то на мгновение стал неузнаваемым. Этот человек больше не напоминал Уильяму того мрачного и замкнутого фон Зейдлица, каким тот знал его в Англии. Обычно жесткое лицо Клауса казалось теперь почти добродушным и чуть плутоватым.

Монк стал искать глазами Эвелину, но не нашел ее.

В десяти шагах от себя он увидел скучающего, вежливого Рольфа Лансдорфа. Сыщик догадался, что тот находится здесь не ради удовольствия, а по долгу и, видимо, в поисках нужных политических контактов. Теперь, когда Фридрих умер, на кого могут рассчитывать члены партии независимости? У Рольфа хватило благоразумия возглавить ее. Именно он, скорее всего, стоял бы за троном, если б идея возвращения Фридриха осуществилась. Вполне вероятно, что граф Лансдорф никогда не собирался отказываться от намерения править самому.

Кто теперь у них главный, вокруг кого предстоит собраться? Это должен быть человек популярный, за которым может пойти народ, жертвуя деньгами, кровом, да и жизнью тоже. Такую преданность можно проявить только к особе королевской династии, или к человеку, наделенному необыкновенной храбростью и преданному идее, или к тому, кто стал бы символом идей, близких народу. Не важно, будут они истинными или ложными – эти идеи прежде всего должны вселить веру в победу, которая позволит забыть поражения, разочарования, усталость и невосполнимые потери.

Однако Рольф не обладает такими качествами, подумал Монк. Остановившись на последней ступеньке лестницы перед входом в зал, он продолжал разглядывать волевое, настороженное лицо этого мужчины, и вдруг понял, что тот сам это отлично понимает.

И все же насколько серьезными и далеко идущими были планы Рольфа? Еще раз окинув взглядом военную выправку брата герцогини и его широкие плечи и заметив напряженный, застывший взгляд Лансдорфа, детектив пришел к мгновенному выводу, что планы его достаточно серьезны для того, чтобы попытаться убрать Гизелу и в час наибольшей опасности сделать из Фридриха нужного народу героя.

Но, увы, этим планам уже не суждено осуществиться. Мертв Фридрих, а не Гизела…

– Мистер Монк? – услышал сыщик низкий, но мягкий и очень приятный женский голос.

Медленно повернувшись, он увидел Бригитту. Улыбаясь, та с любопытством смотрела на него.

– Добрый вечер, баронесса фон Арльсбах, – поздоровался Уильям сдержаннее, чем ему хотелось бы.

Он вспомнил, как сочувствовал ей в Уэллборо-холле. Тогда Фридрих при всех отверг ее. Сотни людей знали о горячем желании правящей династии герцогства Фельцбургского видеть ее женой наследного принца. Баронесса тоже была согласна – правда, скорее из чувства долга. Но Фридрих решительно отказался от брака с нею и был готов на любые жертвы ради любви к Гизеле.

Бригитта так и не вышла замуж, что казалось весьма необычным в ее возрасте и при ее положении. Монк смотрел на нее, стоящую теперь так близко от него. Фон Арльсбах нельзя было назвать красивой, но в ней было то спокойное обаяние, которое при знакомстве оставляет более глубокое и длительное впечатление, чем классические черты и приятный цвет лица. В ее прямом и проницательном взгляде не было ледяной холодности, как во взгляде герцогини.

– Я не знала, что вы в Фельцбурге, – продолжала она. – У вас здесь друзья?

– Только новые, – ответил сыщик. – Я нахожу Фельцбург веселым городом.

Он сказал правду, ибо таким город показался ему не сам по себе, а потому, что там была симпатичная ему женщина. С равным успехом он мог бы похвалить любой из промышленных городов Северной Англии, если б в нем жила Эвелина фон Зейдлиц.

– Впервые слышу подобный отзыв о нашем городе, – изумленно сказала Бригитта.

Она была крупной женщиной, но широкие плечи и высокая грудь не лишали ее той необыкновенной женственности, которая была во всем ее облике, – возможно, благодаря безукоризненно чистой и нежной коже и красивой стройной шее. Фон Арльсбах любила драгоценности, и теперь ее украшало великолепное колье из крупных, не ограненных, редкой красоты рубинов и жемчуга. Бригитта, должно быть, ненавидит Гизелу не только за то, что была унижена из-за нее, но и за зло, которое та причинила герцогству, увезя наследного принца, горячего сторонника независимости, и оставив все в руках Вальдо, который верил в воссоединение немецких земель. И Бригитта тоже была в Уэллборо-холле, когда произошло несчастье.