и влечения и давая красный свет склонностям отказывать себе и отказываться от себя. Только в курсе психоанализа эти конфликтующие влечения становятся явными.

Тревожное избегание гордости, торжества или превосходства заметно во многом. Характерен и прост для наблюдения страх перед выигрышем в игре. Например, пациентка со всеми признаками болезненной зависимости могла иногда блестяще начать партию в теннис или в шахматы. Пока она не отдавала себе отчета о том, что преимущество на ее стороне, все шло хорошо. Но как только она понимала, что сильнее соперника, то неожиданно теряла подачу или делала досадные ошибки в шаге от выигрыша. Еще до психоанализа она четко осознавала, что дело не в том, что она не стремится выиграть, а в том, что она не осмеливается выигрывать. Но хотя она и осуждала себя за унизительный страх, процесс был настолько автоматическим, что остановить его она была не в силах.

Точно такая же установка сохраняется и в других ситуациях. Этот тип характеризуется как неумением осознавать выгоды своего положения, так и неумением пользоваться ими. Для него привилегии превращаются в обязанности. Он часто не отдает должное своим хорошим знаниям и в решительный момент оказывается неспособен их продемонстрировать. Он может растеряться в любой ситуации, в которой его права определены нечетко, например в отношении домашних обязанностей или услуг секретаря. Даже предъявляя совершенно законные требования, он чувствует себя нечестным, пользуясь невыгодным положением другого. Он или совсем отказывается беспокоить просьбами других, или просит, извиняясь за свою «бессовестность». Он может быть беспомощен даже перед теми, кто на самом-то деле зависит от него, и не может защититься, когда они обращаются с ним просто возмутительно. Стоит ли удивляться, что он становится легкой добычей для желающих им попользоваться. Тут он просто беззащитен, но осознание этого придет много позже, и тогда он будет ужасно сердиться на себя и на эксплуататора.

Его страх перед собственным торжеством действует и в вопросах более серьезных, чем игра, например успех, одобрение, появление на сцене. Он не только боится любых публичных выступлений, но и не может признать себя победителем даже тогда, когда его деятельность оказалась успешной. Он пугается, принижает успех или списывает все на удачу. В последнем случае вместо чувства «Я сделал это» у него появляется только «Это случилось». Успех и ощущение безопасности для него обратно пропорциональны. Возможность повторить свой успех приносит ему не спокойствие, а тревогу. А она может достичь такого размера, что музыкант или актер, впав в панику, отклоняют даже заманчивые предложения.

Хуже того, он должен избегать любой «самонадеянной» мысли, чувства, жеста. Путем бессознательного, но систематического процесса самоумаления он впадает в крайности – педантично избегает всего, что кажется ему высокомерием, тщеславием или бесцеремонностью. Словно бы и не было его знаний, достижений и всего хорошего, что им сделано. С его стороны самонадеянно было бы думать, что он может сам справиться со своими делами, что люди придут к нему в гости, если он их позовет, и что у него есть шанс понравиться красивой девушке. «Все, что я хочу сделать, – одно нахальство с моей стороны». Если у него что-то получается – это везение или один обман. Иметь одно только собственное мнение или суждение для него уже самонадеянно, а потому, не принимая даже во внимание своих убеждений, легко уступает любому энергично сделанному предложению. Как флюгер, с той же легкостью он повернется и под действием противоположного влияния. Самое законное самоутверждение кажется ему дерзостью – отвергнуть несправедливый упрек, сделать заказ официанту, попросить о повышении, проследить за соблюдением своих прав при заключении контракта, проявить внимание к симпатичной особе противоположного пола.

Имеющиеся ценные качества или достижения могут косвенно признаваться, но не обязательно переживаются эмоционально. «Мои пациенты, кажется, думают, что я хороший врач». «Мои друзья говорят, что я хороший рассказчик». «Мои учителя считают меня очень умным, но они заблуждаются». Такая же установка сохраняется по отношению к финансовым вопросам. Возможно, у такого человека появится чувство, что деньги, заработанные его собственным трудом, ему не принадлежат. Если он человек обеспеченный, он все же воспринимает себя как неимущего. Любое обыкновенное наблюдение или самонаблюдение выносят на свет страхи, стоящие за такой сверхскромностью. Стоит ему чуть поднять опущенную голову, и они появляются. И не важно, что запускает процесс самоумаления, на помощь приходят могущественные табу на выход из тесных рамок, в которые он сам себя поместил. Надо довольствоваться малым. Не надо желать большего или стремиться к нему. Любое желание, любое стремление, любой порыв к большему воспринимается им как рискованный или безрассудный вызов судьбе. Нельзя иметь желание улучшить свою фигуру диетой или гимнастикой или свой внешний вид красивой одеждой. Не хватало еще улучшать себя, занимаясь психоанализом. Он может все это делать, только если это нужно, по обязанности. А так просто – у него даже не будет времени для этого. И речь здесь не идет о страхе, который испытывает любой человек, затрагивая свои особые проблемы. Нечто большее и выше обычных трудностей удерживает его от того, чтобы вообще это делать. «Эгоистичная», по его мнению, привычка «тратить столько времени на себя», как ни странно, резко контрастирует с его сознательным убеждением в ценности самоанализа.

То, что он порицает как «эгоизм», почти так же всеобъемлюще, как и то, что для него «нахальство». А «эгоистично» для него вообще что-либо делать для себя. Он мог бы наслаждаться многим, но для него «эгоистично» наслаждаться этим в одиночку. Он часто не осознает, что находится под действием запретов, и честно принимает их за «естественное» желание разделить радость с другим. На самом деле он сам себе отдал распоряжение делить удовольствия. Еда, музыка, природа – что угодно теряет вкус и смысл, если он не делит это с кем-то еще. Он не может тратить деньги на себя. Его скупость на личные траты может доходить до абсурда, но его траты на других просто поражают. Когда он нарушает свое нельзя и все-таки тратит что-то на себя, то, будь это даже объективно нужные вещи, он впадает в панику. Также он не позволяет тратить на себя силы и время. Например, он не может читать книгу в свободное время, если она не нужна ему по работе. Он не может выделить специальное время, чтобы написать личное письмо, поэтому исхитряется украдкой черкнуть пару строк между двумя деловыми встречами. Он часто не может держать свои вещи в порядке или навести у себя порядок, если только некому будет это оценить. Точно так же ему все равно,