Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Успокойся и перезвони. А то будет выглядеть, что ты ожидаешь его звонка. И поставь на громкую, — говорит Дима, закрывая дверь кухни. Пока я дожидаюсь его сброса, перевожу дыхание. Выжидаю ровно семь минут и перезваниваю. Ставлю на громкую связь.
— Привет. Звонил? — сходу спрашиваю.
— Привет. Тебя родители обыскались, ты в курсе? — говорит Костя. — Где ты находишься? Я приеду и отвезу тебя домой. — не спрашивает, а утверждает. Чем сейчас бесит. Раньше бы повелась, что он такой обходительный. Сейчас же меня в нём всё раздражает. От голоса до его внешности.
— Нет. Я останусь у подруги сегодня. Поля родителей предупредит. Я уже с ней созвонилась. — поднимаю взгляд на брата, удостоверившись в его одобрении. И случайно цепляю взглядом Асю. Замечаю, как она побледнела. Как вцепилась в свою кружку с такой силой, что костяшки побелели, и сама с таким видом, будто смерть увидела или что-то страшное. Стоит, не шевелится, что кажется, будто не дышит. Ещё секунда и она потеряет сознание. Быстро перевожу взгляд на Диму, киваю в её сторону, не слыша, что говорит Костя, и снова на Асю. Брат реагирует молниеносно. Подходит. Обнимает. Трет её руки. Отбирает аккуратно чашку. Она неподвижна. Словно статуя. Дима даёт знак, что сам справится. И чтобы я возвращалась к диалогу.
— Может, завтра увидимся? Надо поговорить. — задаю напрямую вопрос, без подтекстов.
— Отлично. Где? — оживляется Костя в голосе.
— В парке около моей академии. — сразу прикидываю место, где людно. И если что, смогу добежать до академии или прыгнуть в любой проезжающий трамвай.
— У меня в три освободилось время. Устроит?! — по-деловому спрашивает. Аж тошнит.
— Устроит, — четко отвечаю.
— Тогда до завтра. — отключается. Только тогда Ася приходит в себя. Оживляется. Опускает руки. Разгибает затекшие пальцы. И сама приходит в обычный для человека цвет кожи.
— Голос… Я слышала его голос… — твердит Ася, смотря на мужа мокрыми глазами.
— Ты уверена? — спрашивает её Дима.
— Да. Уверена. Такое не забыть, даже если очень хочется, — повторяет чуть тише Ася.
— Хорошо, милая, — обнимает её Дима и достает из шкафчика пузырёк с белыми капсулами. — Выпей одну и иди ложись. Я сегодня побуду с Лерой. — уводит Асю из кухни. А я не понимаю, чем её так испугал голос Кости. Да, мне он тоже неприятен после всего, но не до такой степени. И как они вообще могут быть знакомы с ним?!
— На встречу пойдешь с прослушкой, — четко говорит Дима. А я буду в машине, недалеко от парка.
— Зачем?! — недоумеваю я.
— Так надо. Для твоей же безопасности. — говорит Дима.
— Я не понимаю. Объясни толком, — говорю ему.
— Это долгая история. — отнекивается от своих проблем брат.
— Нет уж, делись! — добавляя себе кипятка в кружку, возвращаюсь на место. — Я тебе все рассказала, теперь твоя очередь. Я была не самой лучшей сестрой, но хоть сейчас я хочу узнать тебя и твою семью лучше. Может, смогу чем-то помочь.
— Твоя помощь в этом деле, это опасно, — говорит Дима, сдвигая брови, потирает переносицу.
— Хорошо. Тогда выговорись, может, легче станет, — говорю напрямую, давая понять, что не отступлюсь.
— Ты же не отстанешь, да? — тяжело вздыхая, спрашивает брат. Я на это лишь отрицательно машу головой.
— Ладно, слушай, — говорит брат. Наливает большую чашку кофе и достаёт пачку сигарет. Понимаю, что разговор для него будет трудный и точно не лёгкий. Отчего у меня уже сердце сжимается, что он один на один был с трудностями, пока мы внимали указаниям родителей и не общались с ним. По крайней мере, я свято верила родителям. Ну, они же не обманут. Они говорят правду. Боже, как же я ошибалась. Принимала всё за чистую монету. Только оказывается, что у монеты есть обратная сторона, и там не все так, как преподносится.
33
Если и приносить себя в жертву, то ради любви. Анна Бурцева.
Если я когда-то думала, что моя жизнь — это страшный кошмар, то с рассказом брата о его жизни и любви с Асей я сделала вывод о том, что моя жизнь — это драма. С каждым новым рассказом Димы я ужасалась и плакала, что все это время я была настолько тщеславной малолетней дурочкой, что в свои полные уже двадцать четыре года все еще жила в розовых очках, верила в искренность и доброту людей.
Ведь как бы меня ни предавали и не делали больно, я всегда находила оправдание людям. Но сейчас, в ситуации с родителями, я их не нахожу, как бы ни старалась… А вот признать себя трусихой я в полной мере смогла. Вот только сидя на маленькой кухне старшего брата, вера в людей и розовые очки с треском разбились о гранит моей жизни.
— …Асю и её сестру так же украли, как и всех тех девочек, что сейчас разыскивают их родители и родственники. Только вот Асе удалось сбежать, а её сестре нет. После этого она замкнулась в себе, ни с кем не разговаривала, только бубнила что-то про голос. Никто не мог разобрать. Тогда мы подумали, что это на фоне стресса. Вот только теперь мне так не кажется, — задумчиво произносит Дима. — И вот этот брелок Ася сорвала с нападающего, — выкладывает на стол. — Ася долго лечилась, лежала в клинике. Все это время она принимала препараты и только когда она забеременела, стало все налаживаться. Стала понемногу выходить на улицу, разговаривать с соседями и стала забывать весь тот ужас, что она пережила, — продолжает брат. А я все вглядываюсь в этот злосчастный брелок в пакетике, который сама же и покупала когда-то… Правда, есть сомнения… Ведь этот брелок не эксклюзивный и партия могла быть большой…
— Дим, а сестру Аси нашли? — спрашиваю брата.
— Нет. Не нашли. — закуривает последнюю сигарету из второй пачки Дима.
— Ну, хоть какие-то свидетели, улики. Что-то же должно быть! — негодую я.
— К сожалению, нет, — отходит к окну брат. — Они работают оперативно. Знают, где расположены камеры. Машины если и попадают на камеры, то они их скидывают в соседних районах… Мы уже усилили контроль по городу. Расставили новые камеры. О них знает несколько человек. И все равно мимо.
— Семь… Семь лет я не могу вот этим людям смотреть в глаза… — раскрывает передо мной папку с фотографиями родителей жертв, среди которых и родители Кирилла, что меня
