— Можно же взять кредит в банке. — предлагаю, что первое приходит на ум.

— Можно. Только такую сумму банк не одобрил, а если и одобрит, то только под космический процент, что нам существовать даже не на что будет, — сообщает мама.

— Можно перезанять у знакомых, а потом отдавать? Я и Поля устроимся на работу и сможем вам помогать отдавать. — предлагаю варианты.

— Мы и так большую сумму одолжили у знакомых, чтоб хоть как-то отдать минимальный долг арендодателю похоронного бюро, которое у нас было.

— Неужели ничего нельзя сделать, мама?! — шепчу от безысходности.

— Можно. Если ты согласишься выйти за Константина замуж, он выплатит все долги отца и сможет его поднять в церкви. И наше положение улучшится. И ты попадешь в такую хорошую семью, что нам не придётся волноваться.

— Почему я чувствую себя товаром, который продают, мам? — встаю из-за стола и выхожу. Только вот мама докидывает груз вины, который всегда лежал на мне, а теперь еще больше.

— Но если ты хочешь, чтобы твои сестры всю жизнь лазили по мусоркам и собирали бутылки, когда придут коллекторы и отберут у нас жилье, то, конечно, дочь. Можешь не помогать семье…

В комнату я поднимаюсь полностью опустошённой и вымотанной.

— Опять уговаривала тебя бросить Кирилла? — спрашивает Поля, смазывая свои синяки, еле поворачиваясь на кровати.

— Поль, пожалуйста, не начинай, я устала. — забираю у нее тюбик с мазью и помогаю намазать остальные синяки, до которых она сама не дотянется. Укладываю в кровать. Сама переодеваюсь в пижамные шорты и футболку с длинным рукавом и забираюсь в постель. Только вот уснуть мне не удается. Головная боль все же преследует меня, и обычно меня спасает расслабление и сон. Но тут я не могу ни расслабиться, ни уснуть и иду за таблеткой в коридор, где хранится аптечка. И вот там я не обнаруживаю свою сумку, хотя помню, что точно вешала её вместе с пальто. Но вспоминаю, что, возможно, сестра унесла её в нашу комнату. Достаю аптечку из комода.

— Что ищешь? — возникает в проеме мама. Чем пугает меня.

— Голова болит. Даже уснуть не получается.

— Пойдем. У меня на кухне есть таблетки, помогают от головной боли, — уводит за собой мама. И вправду на кухне достает таблетку, наливает в стакан воды и отдает мне. — воды побольше пей.

— Спасибо, — впервые за последнее время искренне улыбаюсь. И возвращаюсь в комнату. Про сумку забываю спросить и засыпаю в середине ночи, пока не просыпаюсь от режущих болей в животе и обильного кровотечения.

31

Я ненавижу тебя. Анна Бурцева.

На мой крик сбегаются все, включая даже отчима, от которого пытаюсь закрыться. Моя паника и ужас настолько сильные, что я даже не соображаю, что делать. Страх вот так умереть опережает меня и превращается в дикую истерику. Я плачу от боли и от того, что вижу. На белых простынях и на ногах кровь. Прихожу в себя не сразу, а когда начинаю соображать, ретируюсь в ванную. Живот скручивает спазмами. Грязное белье кидаю в стирку, сама встаю под струи воды. Смываю с себя всю кровь, только она все равно мажет. Обильно. Даже сменив после три комплекта белья, меня все так же потряхивает, и все равно кровь не останавливается. Паника сменяется истерикой, и отчим наконец-то везет нас в больницу вместе с мамой, оставляя Полину за старшую.

В приемном покое нас принимают быстро в связи с жалобами. Отправляют на УЗИ.

— Последние месячные? — спрашивает доктор.

— Неделю назад закончились.

— Цикл полный?

— Да.

— Половой жизнью живешь? — интересуется. И тут я понимаю, что смысла врать уже нет.

— Да, — выдыхаю к маминому ужасу, что читается в её глазах.

— Хорошо. Давай осматриваться. — выдавливает на датчик холодную жидкость и осматривает внутри.

— Беременность, аборты были? — интересуется доктор.

— Нет, — с точностью отвечаю.

— Вот только врачу хоть не ври! — дергается, как от удара мама. — Я видела твои результаты обследования у тебя в сумке. У тебя срок шесть недель, — выговаривает мне мама. И я понимаю, что она обнаружила Викины результаты беременности.

— Мама, я не беременна! — повышаю голос. — Это моей подруги результаты. Она попросила их сохранить до того момента, как она сообщит своему парню.

— Ну да, конечно… — сомневается мама. — Доктор, скажите, она же была беременна? — спрашивает мама. И тут я понимаю, что то, что сейчас со мной происходит — её рук дело.

— Что за таблетку ты мне дала? — спрашиваю серьезно.

— Ой… — отмахивается.

— Мама, что за таблетку ты мне дала?! — уже повышаю голос я.

— Мифепристон, — наконец выговаривает мама. Вот только теперь доктор смотрит шокировано.

— Зачем вы дали не беременной девочке препарат, прекращающий беременность? — спрашивает доктор, повышая голос на маму.

— Как не беременной? — смотрит на меня, а потом на доктора. — А как же результаты? Я же видела…

— Я не знаю, что вы там видели, но вы угробили жизнь своей дочери! — заводится врач, вставая на мою сторону, шокированный поведением матери. — Вашими действиями вы спровоцировали кровотечение и мнимый выкидыш у вашей дочери. Что теперь ей нужно будет делать операцию по удалению матки, — говорит врач, чем пугает маму, и она оседает на стул.

— Она же никогда не сможет иметь детей… — с ужасом говорит мама.

— Да. И все это ваших рук дело, — грубо припечатывает врач и выставляет за дверь, когда меня настигает истерика.

— Успокойся, девочка моя. Никакой операции не будет! — помогает вытереться женщина. — Это я твоей матери сказала специально, чтобы она поняла и осознала, что сделала.

— Так я смогу в будущем иметь детей? — спрашиваю с осторожностью, всхлипывая.

— Сможешь. И не одного, — улыбается врач.

— Марта Ильшатовна, как тут наша пациентка? — заходит врач, который меня принимал. И УЗИстка рассказывает ему всю сложившуюся ситуацию, чем шокирует и его. Демонстративно меня увозят в операционную, делают капельницу и отправляют в палату до обеда под наблюдение врачей. Мама утром проведывает девочек и возвращается ко мне.

— Как себя чувствуешь? — спрашивает врач при дневном осмотре.

— Нормально. Немного штормит, а так нормально. — делюсь с врачом.

— Кровь есть?

— Немного мажет. — смущенно делюсь.

— Ну, это нормально. Пару дней и все пройдет, — заключает врач.

— Домой хочешь или пару дней тут пробудешь? — спрашивает.

— Домой. — все же говорю врачу. Хоть он и удивляется моему решению, все же выписывает меня и желает удачи. Маме же кто-то докладывает из медсестер, что никакой операции не было. Даже не извинившись передо мной, заговаривает. Только вот я молчу. То, что клокочет во мне, не описать. Если хоть слово скажу, то извержение вулкана покажется крохотной