– Мы выдвигаемся с минуты на минуту, – продолжил Кирилл. – Собственно, я только и успел заскочить к тебе, чтобы предупредить.

– Не представляю, что теперь делать…

«В уныние не впадать! – рявкнул я, не в силах и дальше хранить молчание. – Ты Страж! Ты защитник веры и человечества! Обстоятельства всегда против тебя! И когда это нас останавливало?»

Стеф вздрогнул от неожиданности, даже Кирилл посмотрел на него с недоумением. Но быстро взял себя в руки.

– Да, – протянул он. – Обстоятельства всегда против нас. Но будь я проклят, если это мне помешает!

– Ты о чем, Стефан?

– Да так, цитирую одного умного старикана, – усмехнулся тот. – Скажи, из тех, кого мы на одержимость проверили, кто-нибудь остается в городе?

Ревнитель прикрыл глаза, вспоминая.

– Двое. Ревнители слабенькие, только-только из училища. В бою от них толку нет, так что решили их не брать.

– Можно сделать так, чтобы они меня на Трибунал вели? Ну и приказать послушными быть?

– Сделаю сейчас. Еще что?

– Еще… – Страж задумался слишком уж надолго, и я решил снова прийти ему на помощь.

«Еще можно того харизмата позвать, пастора Акселя».

Стеф встрепенулся, буркнул:

– Точно! – и озвучил мое предложение Кириллу. Добавив от себя: – Если успеешь, конечно.

– Буду стараться, – Кирилл поднялся. – Тогда не буду времени терять, пойду. И… держись тут.

– Это я могу.

Мужчины коротко попрощались, и ревнитель ушел не оборачиваясь. Стеф уселся на лавку и прикрыл глаза.

«Что задумал, чадо?» – спросил я его, когда терпение закончилось.

«Ничего нового, отче, – хмыкнул он. – Все то же самое, что и планировали, только с другим набором сил и средств. Господь не выдаст!»

«Мне чего делать?» – уточнил я. Подумал еще с иронией, а ведь несколько дней назад Страж у меня спрашивал!

«Будь готов действовать в рамках своей компетенции. Даю разрешение на эпизодическое вмешательство в деятельность организма согласно боевому уставу».

«Как официально!»

«Для протокола».

«Ты никак воевать на Трибунале собрался?»

«А это уже как пойдет!» – хищно оскалился мой Страж.

Ревнители явились за Стефом, когда на кремль уже снова опустилась тишина. Два, как и говорил Кирилл, совсем молодых пацана, дай бог, полгода как из училища. Держались они настороженно, но приказ начальника – «содействовать Стражу, несмотря ни на что!» – намерены были исполнять четко. Хотя ни один из них не понимал, что происходит в епархии, некий накал в воздухе они чувствовали.

Подопечный не стал ничего им объяснять, ограничившись установкой «не мешать», и, встав между служителями, направился к резиденции епископа, расположенной по правую руку от храма. Пастор Аксель, кстати, так в келью и не пришел – то ли не пожелал, то ли Кирилл не успел его о моей просьбе уведомить.

Мне уже доводилось присутствовать на Трибунале – в прошлой еще жизни. Стефана-то впервые на подобное мероприятие «пригласили», так что пришлось с ним опытом делиться. Так-то ничего сложного, в отличие от католиков, у нас сие действо не формализовано до невозможности. Просто большой зал в резиденции с единственным входом, где в форме подковы располагались двенадцать кресел, обращенных внутрь. В центре – кафедра для докладчика, «рабочее» место Стефана на сегодня, а за спинками кресел – свободное место для гвардейцев и допущенных на слушание служителей, как правило, епископских секретарей и помощников.

Войдя внутрь помещения, Стеф огляделся и прошел к отведенному ему месту. Лишенный возможности пользоваться дронами, я мог осматриваться только его глазами и прямо-таки чувствовал, что мне этого недостаточно. Одновременно я испытывал сложное чувство, в котором поровну смешались радость узнавания и печаль – именно здесь тридцать лет назад мне пришлось давать отчет о провалившемся походе на Москву. Только тогда народу было поменьше.

Сегодня людей в большом зале набралось около полусотни, не меньше. Одних только гвардейцев, замерших вдоль стен, словно какие-то статуи, было двенадцать лбов. Десять епископов – по три от каждой епархии и один от Нижнего Новгорода – уже восседали на своих местах. За спинками их кресел толпились священники и чиновники рангами пониже.

«Не вижу одержимых», – сообщил мне Стефан, едва мы оказались внутри.

«Это было бы слишком просто, – ответил я. – Пришел, увидел, победил – это только в книжках работает».

«Я бы не возражал!»

Три католика, похожих друг на друга своими узкими аскетичными лицами, как близнецы, занимали кресла с левой стороны от моего воспитанника. Одеты они были сообразно канону: застегнутые до горла черные сутаны с проглядывающими воротниками-колоратками. Только круглые шапочки на седых головах и пояса разных цветов отличали их друг от друга. У сидящего в центре епископа, самого старого из этой троицы, шапочка и пояс были белыми – означающими, что их носитель являлся старшим среди гданьцев. Сидящий слева от него священник носил головной убор и пояс красного цвета, а справа – синего, что значило, что они были начальниками инквизиторского и военного крыла епархии.

Справа от Стража сидели питерские священники, и, сказать по правде, не знай я, что это руководство северной столицы Ассамблеи, спутал бы их с купцами из мирян. Одеты они были в неброское гражданское платье, фасоном похожее на то, в котором мы видели пастора Акселя, распятий и колораток не носили, головы не покрывали. Да и были они помоложе католиков, лет по сорок – сорок пять каждому.

От лица православных присутствовало только четверо: трое киевлян и всего один нижегородец – отец Владимир, он же начальник Стражей и первый викарий епархии. Последний нам со Стефаном был хорошо знаком: прямое руководство, как-никак. Высокий, статный, немного полноватый мужчина в возрасте за пятьдесят лет, одетый в черную рясу и скуфью. Место он занял сообразно должности, то есть по правую руку от центрального.

Киевские епископы тоже были мне знакомы, причем именно мне, а не Стефу – тот их ни разу еще не видел. А я помнил довольно молодых священников, которых еще при моей жизни отправили управлять едва образованной епархией. Правда, теперь они изрядно состарились, все же столько лет прошло.

В центре делегации восседал превратившийся из богатыря в пивной бочонок епископ Никодим. Борода его, ранее огненно-рыжая, сделалась молочно-белой, как и у его викариев, – довольно печально было видеть их такими глубокими стариками.

Отец Владимир сверлил Стефа взглядом до тех пор, пока тот не занял свое место за кафедрой, после чего, по праву принимающей стороны, открыл собрание. Произнес короткую молитву Царю Небесному, после чего обратился к присутствующим с вводной речью. Попросил не выносить поспешных суждений и больше слушать, нежели говорить.