В те времена любой мог повесить на дверь табличку, объявив себя психотерапевтом. «Я никогда не пытался изображать из себя какого-то гуру, – писал Бретуэйт в «Я сам и прочие незнакомцы». – Если люди настолько глупы, что приходят ко мне за советом, кто я такой, чтобы им отказать?» Как почти все, что Бретуэйт писал о себе, эти слова соотносятся с правдой только отчасти и служат исключительно для самооправдания. Он действительно никогда не называл себя психотерапевтом и не заявлял о наличии медицинских дипломов, однако не поправлял тех, кто считал его дипломированным психиатром. И хотя он утверждал, что просто откликнулся на запросы страждущих, тем не менее он специально открыл кабинет на Эйнджер-роуд, чтобы расширить свой терапевтический бизнес.

Со свойственным ему высокомерием Бретуэйт предположил, что все уляжется уже через несколько дней. Он ошибся. Хотя ему не предъявили никаких обвинений, слово «изнасилование» все же мелькнуло в печати и стало своего рода клеймом. Если раньше считалось престижным посещать консультации «самого опасного человека Британии», то теперь его популярность стремительно падала.

Дальше все стало еще хуже. Эндрю Тревельян, отец Элис, бывшей подруги Бретуэйта в Оксфорде, с большим интересом читал публикации в прессе. К тому времени Тревельян получил звание королевского адвоката и работал в Королевской государственной прокуратуре по уголовным делам. Он позвонил инспектору Скиннеру и запросил материалы по делу Бретуэйта. Скиннер ответил, что дело не возбуждалось, поскольку не было предъявлено никаких обвинений. Тем не менее Тревельян настоял, чтобы ему все-таки показали протоколы допросов, и в тот же вечер приехал в полицейский участок на Холмс-роуд. Скиннер принял его с прохладцей. Он сам был мальчишкой из Ист-Энда, который пришел к своему нынешнему положению из самых низов и недолюбливал титулованных «крупных шишек», особенно если они собирались вмешаться в его епархию и предположительно не одобряли его решение не возбуждать уголовное дело. Тревельян ознакомился с показаниями всех пятерых свидетелей, сделал какие-то выписки и заявил, что ему надо поговорить с Коксом и Пендлом. Позже он посетил Анджелу Карвер и Рейчел Симмонс по адресам, указанным в протоколах допросов. Симмонс, студентка художественного факультета, жила на съемной квартире в Камдене вместе с тремя сокурсницами. Она познакомилась с Бретуэйтом в баре, и он пригласил ее в гости. Сказал, что можно прийти с подругой. Они слушали музыкальные записи, курили марихуану, и Рейчел переспала с Бретуэйтом. С ее точки зрения, это было «в порядке вещей». Она говорила, что Коллинз – крутой мужик и у него всегда есть трава. До происшествия 17 августа она была незнакома с Анджелой Карвер и с тех пор ее больше не видела.

Анджела Карвер была дочерью одного из клиентов Бретуэйта, Мервина Карвера, ресторатора и владельца ночного клуба. Она познакомилась с Бретуэйтом на вечеринке в доме родителей на Сент-Энн-террас в Сент-Джонс-Вуде. Тревельян приехал по этому адресу, и дверь открыла жена Карвера, Беатрис. Тревельян вручил ей свою визитную карточку и сказал, что ему надо поговорить с ее дочерью. Анджела вышла в гостиную, и Тревельяну пришлось постараться (применить все свое знаменитое красноречие), чтобы уговорить миссис Карвер позволить ему побеседовать с ее дочерью наедине, в кабинете мистера Карвера. Тревельян объяснил девушке, что ее никто ни в чем не обвиняет. Ему просто нужно задать ей несколько вопросов о происшествии на Эйнджер-роуд. Анджела, чье имя не фигурировало в газетах, заметно нервничала и все время поглядывала на дверь кабинета. Родители убьют ее, если узнают, что она была у Бретуэйта. Тревельян заверил ее (и обманул, как потом оказалось), что их разговор будет строго конфиденциальным.

Анджеле было не девятнадцать, как она сообщила полиции, а всего лишь семнадцать. Она познакомилась с Бретуэйтом на вечеринке по случаю папиного дня рождения. С ним было легко и приятно общаться, он интересовался ее учебой и расспрашивал, чем она думает заниматься по окончании школы. Бретуэйт угадал ее знак зодиака (Весы), они говорили об астрологии и свободе воли. Никто из взрослых никогда не разговаривал с ней так серьезно, и ей польстило его внимание. Через пару дней ей позвонила секретарша Бретуэйта и пригласила ее на дружескую вечеринку у него дома. Анджела приняла приглашение, ничего не сказав родителям. В ту субботу, в два часа дня, она приехала на Эйнджер-роуд и с удивлением обнаружила, что кроме нее там была только одна гостья, девушка чуть постарше по имени Рейчел. Бретуэйт уверил Анджелу, что остальные гости вот-вот придут. Он предложил ей бокал вина, и она не стала отказываться. Сам Бретуэйт курил папиросу с марихуаной, но Анджеле не предложил. Время шло, другие гости так и не появились, и ей стало тревожно. Бретуэйт включил музыку и принялся танцевать (он был в рубашке, расстегнутой до пупа). Он то и дело сворачивал папиросы или бегал на кухню за добавкой вина. Анджела выпила два или три бокала и пошла танцевать с Бретуэйтом. Рейчел уговаривала ее выкурить косячок, но Бретуэйт сказал, что не надо. Анджела – еще ребенок. Тревельян спросил, не пытался ли Бретуэйт ее домогаться. Анджела сказала, что нет. Но он целовался с Рейчел на диване и пришел в возбуждение. Она сама отошла в уголок и рассматривала книжные полки. Она была почти рада, когда в дом ворвался Ричард Аарон.

Тревельян сообщил Скиннеру, что выпишет ордер на обыск у Бретуэйта, поскольку есть подозрение, что он хранит дома наркотики. Хотя Бретуэйт не произвел благоприятного впечатления на Скиннера, тот считал, что задерживать битников за курение травки – уж точно не дело уголовной полиции, но у него не было выбора, и пришлось подчиниться. Через два дня Скиннер в сопровождении Кокса и Пендла явился с обыском на Эйнджер-роуд. Было изъято большое количество марихуаны, и Бретуэйта арестовали по обвинению в хранении с целью сбыта. Однако сбыт доказать не удалось, и обвинение в итоге свелось лишь к хранению. Сейчас за подобную провинность предусмотрена только административная ответственность, но в то время хранение легких наркотиков считалось уголовно наказуемым преступлением, так что риск угодить в тюрьму был очень даже реален. В том же году Кита Ричардса из «Rolling Stones» приговорили к двенадцати месяцам тюремного заключения за то, что он устроил у себя дома «притон» для курения марихуаны. Впоследствии приговор отменили по апелляции, но Бретуэйт, в отличие от Ричардса, вряд ли мог бы рассчитывать на общественное сочувствие в случае аналогичного приговора.

Суд проходил в здании Королевского суда Внутреннего Лондона на Ньюингтон-Козуэй. Галерея для публики была до отказа заполнена журналистами и любопытными гражданами. Вопреки совету своего адвоката,