и не сумасшедшая, – твердо произнесла я.

Я потянулась к нему, чтобы поцеловать, но он меня оттолкнул. Униженная и оскорбленная, я схватила свой недопитый бокал с джин-тоником и выплеснула его содержимое в лицо Тома. Даже не глядя по сторонам, я знала, что посетители паба наблюдают за этой маленькой драмой через вход в кабинку. Гул разговоров затих. Том ошарашенно замер. Потом высунул язык и слизнул джин с верхней губы.

Ребекка внятно обозвала меня мелкой безмозглой дубиной. Я все испортила. Я принялась лихорадочно рыться в сумке, но, кроме своих замшевых перчаток, не нашла ничего, чем можно вытереть лицо Тома.

– Не слушай ее, – сказала я, промокая перчаткой его мокрую щеку. – Это была просто глупая шутка. Никакой Ребекки не существует.

Том оттолкнул мою руку.

– Очень смешно, – сказал он.

Я огляделась по сторонам. Теперь вход в кабинку напоминал раму с картиной Брейгеля. Какой-то узколицый мужчина в круглых очках старательно объяснял опоздавшим, что сейчас произошло. Еще один очевидец предлагал свою версию событий, и они с узколицым затеяли шумный спор. Над стеклянной перегородкой показалось встревоженное лицо бармена. Он спросил, что случилось.

– Ничего, Гарри, – сказал ему Том.

– Как-то оно не похоже на «ничего», – возразил бармен и спросил у Ребекки, все ли в порядке.

– Да, все хорошо, – сказала я.

Но все было плохо. Том поднялся и надел пальто со всем возможным достоинством, на которое был способен. Толпа расступилась, готовясь пропустить его к выходу. Он извинился, если вдруг чем-то меня обидел. Я была весьма тронута. Потом он сразу ушел.

Ребекка окликнула его умоляющим голосом, но он даже не обернулся.

Я уже пожалела, что выплеснула весь джин Тому в лицо. Мне отчаянно требовался алкоголь. Тут я заметила, что Том не притронулся к своей второй порции виски. Не задумываясь о том, наблюдают за мной или нет, я схватила бокал и осушила его залпом. Крепкий напиток обжег мне горло, и я сильно закашлялась, но ощутила какое-то странное облегчение. Я закурила, старательно делая вид, что меня ни капельки не взволновала произошедшая сцена. Казалось, фигура на донце пепельницы глядит на меня осуждающе. Я затушила окурок прямо на лице негодующего джентльмена. Когда я выходила из паба, завсегдатаи шептались, подталкивая друг друга локтями. В такси по дороге домой Ребекка ругала меня последними словами и не слушала моих извинений. Замшевые перчатки из «Хитона» были безнадежно испорчены. Это была моя любимая пара.

Бретуэйт IV: Переполох на Эйнджер-роуд

17 августа 1968 года, в шестом часу вечера, на Эйнджер-роуд прибыл наряд полиции в связи с жалобой на беспорядки. Соседи слышали громкие возмущенные голоса, звуки ударов и женские крики. В официальном отчете о происшествии говорится, что на вызов приехали констебли Чарли Кокс и Роберт Пендл. Крики и звуки борьбы не затихли даже тогда, когда молодая женщина по имени Анджела Карвер впустила в дом полицейских. Мисс Карвер осталась в прихожей, а полицейские прошли в гостиную на первом этаже. Хотя день был солнечным, все шторы были задернуты. В гостиной шла драка между хозяином дома Бретуэйтом и его гостем, Ричардом Аароном. Когда вошли полицейские, двое дерущихся держали друг друга за шею, но отвлеклись на шум у двери, потеряли равновесие и рухнули на журнальный столик, повалив на пол напитки и пепельницу. Они упали, сцепившись, и продолжали бороться уже на полу. Аарон, оказавшийся сверху, пытался бить Бретуэйта кулаком по голове. Полицейские оттащили Аарона и увели в кухню в глубине дома. Бретуэйт поднялся на ноги. Его рубашка была разорвана на груди, из разбитой губы лилась кровь. Он был босиком, в закатанных до середины икры вельветовых брюках горчичного цвета. Вторая девушка, Рейчел Симмонс, сидела сгорбившись на диване и безучастно наблюдала за происходящим. Как отмечено в полицейском отчете, одной из девушек было девятнадцать лет, второй – двадцать один год. Рейчел Симмонс «была полураздета» и находилась «в состоянии опьянения». В комнате сильно пахло марихуаной.

Ричард Аарон пребывал в боевом настроении, нецензурно ругался и швырялся посудой. Констеблю Пендлу пришлось вывести его в крошечный садик на заднем дворе, чтобы он успокоился. Чарли Кокс вернулся в гостиную. Бретуэйт, которого как будто и не беспокоили полученные в драке травмы, заявил, что справился бы с Аароном и без помощи доблестных служителей закона. Кокс спросил, что тут произошло. Бретуэйт ответил, что они с Аароном затеяли дружеский борцовский поединок. Кокс возразил, что со стороны их поединок не казался особенно дружеским, и, если Бретуэйт не сможет дать удовлетворительного объяснения, ему придется его арестовать. Бретуэйт рассмеялся и сказал, что ему надо развлекать гостей. Рейчел Симмонс, чья голова безвольно клонилась набок, явно не жаждала развлечений. Анджела Карвер, стоявшая у двери, спросила, можно ли ей уйти. Кокс сказал, что нельзя. Ее будут опрашивать как свидетельницу. Потом он спросил у Анджелы, употреблялись ли тут запрещенные наркотические вещества. Бретуэйт попросил констебля не вмешивать девушку в это дело и добавил, что если полиция ищет наркотики, то так бы сразу и говорили. Если бы он вел себя не так нагло, все можно было бы уладить на месте, но в итоге всех четверых забрали в полицейский участок на Холмс-роуд в Кентиш-Тауне.

Тридцативосьмилетний Ричард Аарон был известным актером, не так давно получившим хвалебные отзывы критиков за роль в пьесе Гарольда Пинтера «День рождения», поставленной в театре «Олд Вик». До этого он сыграл в «Отвращении» Романа Полански и в «Досье «Ипкресс» вместе с Майклом Кейном. На допросе в полицейском участке он заявил, что Бретуэйт изнасиловал его жену, актрису Джейн Грессингем. Узнав об этом, он, разумеется, пришел в ярость и помчался к Бретуэйту, чтобы «избить мерзавца до полусмерти». Теперь он признал, что это было неправильное решение, и ему следовало бы обратиться в полицию. Тем не менее после подобного заявления обычная драка на бытовой почве обрела новый, зловещий смысл.

В 1963 году Джейн Грессингем была «модной девушкой» в лондонских богемных кругах. Она начинала как фотомодель, но позже снялась в эпизодах «Летних каникул» и «Из России с любовью». Как актриса Грессингем была никакая. Впрочем, ее мелкие роли не требовали гениальных актерских умений. Ей надо было лишь принимать элегантно-загадочные позы. Когда ей приходилось произнести пару строк диалога, результат получался, мягко скажем, деревянным, но ее угловатые черты этакой девочки-сорванца и тяжелые припухшие веки вполне соответствовали духу времени, и ее лицо украшало обложки журналов «Вог» и «Харперс базар». Она познакомилась с Ричардом Аароном на съемках давно позабытого комедийного мюзикла «Ах эти лондонские девчонки!» весной