общине возникало известное обособление полов, в тем числе и их взаимное обособление на стоянках. В оседлых поселках позднеродовых общин имелись специальные мужские дома, где питалась, спала, проходила искус инициаций, работала неженатая молодежь рода. Еще позднее, в ходе борьбы против материнско-родовых порядков, мужские дома стали организационными центрами возникших на их основе так называемых мужских, или тайных, союзов.

Мужские союзы хорошо сохранились у племен Меланезии и Западной Африки, известны у племен Микронезии и Америки, прослеживаются в пережитках у ряда древних и современных народов Азии и Европы. Это позволяет видеть в них почти универсально распространенный общественный институт эпохи становления патриархата. Союз имел своего главаря, свои сборища и трапезы, своих духов-покровителей и религиозные церемонии, сопровождавшиеся песнями и плясками, иногда даже свой особый «язык». Все это держалось в тайне от женщин и непосвященных, но тайна, конечно, была относительной, так как союз на каждом шагу обнаруживал и даже афишировал свою деятельность, направленную на подрыв устоев материнско-родового строя. Распространенный обряд вступления в союз, в эту эпоху обычно совпадавший с обрядом юношеских инициаций, имел символическое значение «смерти» члена материнского рода и «воскресения» члена отцовского рода. Члены мужских союзов, как, например, союзов Дукдук и Ингиет в Меланезии, терроризировали женщин и непосвященных, нападая на них в масках духов, вымогая или захватывая их имущество, совершая насилия и даже убийства. В то же время мужские союзы защищали своих членов, охраняли их собственность, обеспечивали им влиятельное положение. По сути дела, это были внеродовые организации, узурпировавшие права материнского рода и способствовавшие его разрушению.

Мужской дом в Меланезии.

Местами в противовес мужским союзам создавались более или менее сходные с ними женские союзы. Однако они не могли противостоять экономическим тенденциям эпохи и, как правило, не получили сколько-нибудь заметного общественного влияния.

Пришедший на смену материнско-родовой организации патриархат был сложной и противоречивой общественной формой. Внешне он во многом напоминал родовой строй, на деле же был формой его разложения. Это сказывалось, прежде всего, в том, что патриархальные родоподобные структуры с самого начала распадались на самостоятельные в экономическом отношении отдельные семьи, одним фактом своего существования подрывавшие основы родового общества.

Поселение раннего железного века начала 1 тысячелетия до н. э., состоящее из жилищ отдельных патриархальных семей. Перлеберг, ГДР.

Первой формой отдельной семьи была большая семья, называемая также семейной, большесемейной или домашней общиной. Ее называют еще патриархальной семьей, однако этот термин применим не ко всем стадиям ее развития, потому что, как отмечалось выше, ее начальными разновидностями были авункулатная и братская большие семьи. Но они были семьями переходного типа, и с наступлением патриархата большая семья действительно стала патриархальной.

Большая патриархальная семья состояла из нескольких, обычно трех-четырех, поколений ближайших родственников по отцовской линии, одного или нескольких братьев с их детьми, внуками и правнуками и жен всех взрослых мужчин семьи. В состав семьи входили также рабы. Известны случаи, когда такая семья достигала 200 и даже 300 человек. Члены семьи жили в одном дворе. Они сообща владели землей, скотом и другими средствами производства, совместно вели хозяйство и сообща потребляли произведенное, питаясь и одеваясь из общих запасов. Семью возглавлял «старший», ее женскую часть — «старшая», обычно его жена. Чаще всего они действительно были старшими по возрасту, но в случае их дряхлости или непригодности семья могла выбрать и кого-нибудь другого. «Старший» и «старшая» распределяли хозяйственные работы между отдельными членами семьи и руководили их ходом, распоряжались расходованием запасов, наблюдали за порядком и нравственностью, возглавляли отправление семейного культа. Важнейшие дела семьи, как, например, отчуждение или приобретение имущества, женитьба или выдача замуж, решались на общем совете, состоящем из всех взрослых мужчин и женщин. Таким образом, это была ячейка, хотя и обособившаяся внутри рода и качественно отличавшаяся от него своим составом, но внутри себя еще сохранявшая начала первобытнообщинного коллективизма. Это определялось экономическими условиями эпохи: начавшейся, но еще ограниченной в своих возможностях парцелляцией труда. Подобного рода большие патриархальные семьи хорошо известны как из этнографического, так и из исторического материала. Так, в Полинезии до недавнего времени существовали большие семьи (фале, паито и др.), состоявшие из 30–50 человек, живших в одном или нескольких расположенных по соседству домах. Фале владела своим земельным участком, лодками и т. д., вела общее хозяйство и совместно потребляла продукты своего труда. Руководил фале старший мужчина, который должен был, однако, считаться с мнением семейного совета. Классическим, неоднократно описанным в литературе примером большой семьи была югославянская задруга. Известны большие семьи и у некоторых кочевников (точнее, полукочевников) скотоводов, например, у южноафриканских банту, гереро, готтентотов.

Разрастаясь, патриархальная семья делилась на другие патриархальные семьи, основной состав которых был связан близким родством. Обычно они продолжали жить по соседству, образуя отдельный поселок или отдельный квартал селения, и сохранять совместное владение землей, например, частью пашен, покосами или другими угодьями. Они были объединены хозяйственной взаимопомощью, общественной солидарностью, общим культом, наконец, особым наименованием, как правило, восходившим к имени общего предка кровнородственной части больших семей. Такие группы, впервые изученные советским этнографом М.О. Косвеном, получили название «патронимий»[94]. В западной литературе они обычно называются линиями, или патрилиниями. Различаются два основных аспекта патронимий: генеалогический (объединение только кровных родственников) и локальный (объединение родственников вместе с их женами, своего рода субобщина).

Все члены патриархальных семей и патронимий, ведшие происхождение от одного предка, составляли патриархальный род (по иному мнению, родоподобное новообразование). Ему также были свойственны определенные черты внутренней общности. Роду принадлежала верховная собственность на земли, разделенные между патронимиями и семьями, сородичи наследовали имущество при отсутствии прямых наследников, обладали правом преимущественной покупки — преэмпции и т. п. Как правило, род был строго экзогамен, но у ряда народов (часть банту, арабы, малагасийцы Мадагаскара, некоторые народы Дагестана и др.) переход к патриархату разрушил экзогамию, а стремление сохранить имущество внутри патриархальных семей и патронимий даже породило обратный порядок — патронимическую эндогамию в форме браков между двоюродными, троюродными и т. д. братьями и сестрами по отцовской линии (так называемые ортокузенные[95] браки). В общественном отношении члены рода были связаны обязанностью взаимопомощи, взаимной ответственности и защиты, в идеологическом отношении — общим культом предков-родоначальников, теперь уже не тотемических, а антропоморфных, общими религиозными церемониями, празднествами и т. д.

Но в целом связи внутри патриархального рода имели скорее общественный и идеологический, нежели экономический характер. Да и они быстро терялись, так как в процессе перехода от материнско-родового строя