– Чтобы мне высохнуть, – поклялся Водяной. Честьчестью вывел на волю добрую женщину, положил ей в корзинку славную кумжу,поклонился земным поклоном… и ушёл – только по воде пузыри.

Резвый сынишка его потом как-то забрался в сеть рыбакам. Тене поняли сперва ничего, снесли в избу, переодели в сухое. Но мальчишка томилсяи плакал у очага, а когда выпустили – со всех ног побежал обратно к реке,забрался в воду, повеселел, начал играть. Тогда Люди смекнули – попалось имдетище Водяного. Вернули отцу сынка. И с тех пор у лесной реки всё было тихо имирно, никто не жаловался ни на засуху, ни на безрыбье.

А самому Кию пришлось как-то раз ополаскивать руки у омутанеподалёку, и к нему незаметно приблизился седенький старец.

– Эх, и я был таким, – вздохнул он завистливо,глядя на сильные руки юного кузнеца, на его широкие плечи. – Теперь ведьне то, теперь всякий может обидеть…

– Экое безлепие, старика обижать! – нахмурилсяКий. – У нас здесь и не слыхивали про такое! Да ты кто будешь, дедушка? Невидал я тебя раньше, нездешний, знать?

– Оттого не видал, что мне нужды не былоказаться, – отвечал дед. – Я-то тебя вот таким ещё помню. Я Омутникздешний, хозяин этого омута… был хозяин, а теперь сам не ведаю, куда с горяподаться…

– Кто обидел тебя? – спросил кузнец. Дед ответил:

– Да свой же брат, Омутник. Жил он у Железных Гор,пришлось, говорит, оттоль убираться, напросился в гости ко мне. А только он исам, видать, дурного набрался: надумал совсем меня выселить… Поможешь мне,Кий-Молоточек? Али плохо я тебя всегда умывал?..

– Как не помочь, дедушка Омутник, – пообещалКий. – Что делать, скажи!

– А вот что, – приободрился старик. – Приходисюда ночью да молоток с собой не забудь. Увидишь, как побегут по омуту двеволны одна за другой. Это я гостюшку погоню. Ты уж бей по первой волне, он какраз в ней и будет, а я во второй, не зашиби смотри!

– Дедушка, – сказал Кий. – У меня ведьпомощник есть – сам Перун свет Сварожич! Слышишь, в кузнице ковадломпостукивает? Хочешь, с собой его позову, он твоему обидчику и без драки путь-топокажет…

– Что ты! Что ты!.. – замахал руками старик и смолодой прытью нырнул, потом наново высунулся: – Он – огненный Бог, страшусь яего! Один приходи, коли уж взялся помочь.

На том порешили. Ночью засел Кий с молоточком на берегу.Стал глядеть, как плывёт над омутом Месяц, плывёт высоко, куда выше прежнего,стыдится грязных пятен на серебристом лице, да и побаивается… совсем былозасыпать начал кузнец, когда вдруг забурлило в омуте, закипело – и точно,побежали к берегу две волны, одна за другой, прямо на Кия. Обождал Кий,нацелился – да как хватил молотом по первой волне!

Что тут стало! Взвыл кто-то дурным голосом так, что долгоещё гудело по лесу. И вроде бы выскочил из воды препротивный, обрюзглый голыйстарик, в тине весь, с длинной растрёпанной бородой и рачьими глазами… убежалкуда-то, шлёпая перепончатыми лапами, а впрочем, в потёмках-то много лиразглядишь.

Вышел старый Омутник на берег, начал благодарить Кия:

– А пуще всего за то спасибо тебе, кузнец, чтопомощничка сюда не привёл…

Прямо по имени так ведь и не назвал – боялся.

А всё-таки и Перуну в то лето, что он работал у Кия и непоявлялся на небе, досталось раз явить свою силу.

Был у Кия сосед – брат троюродный, и у соседа баня. А вбане, как всегда водится, – банный дух, Банник. И за что-то невзлюбил этотБанник соседову молодую жену. Уж она и веничек ему оставляла, и воду, и добрыйпар – всё равно: едва она за мытьё, непременно плеснёт на ногу кипятком, либогорячий камень расколет, так в неё и метнёт. А один раз вовсе чуть не сгубил:ухватил – сила-то немеряная, даром что ростом не вышел, – да и началзатаскивать меж стеною и каменной печкой, жечь почём зря, кожу сдирать. Хорошо,на крики жены вовремя подоспел муж-крепыш, отстоял, вынес еле живую, насилуводой отпоил.

Зашёл как-то этот сосед в кузницу Кия полюбоваться работойда починить ножницы овечьи. И обмолвился в разговоре, какие недобрые дела у нихповелись. И обереги, мол, не оберегают. А хлеба краюшку злому Баннику положили– и ту не принял, всю перемял, истоптал… Этого уж Перун, качавший молча меха,стерпеть не сумел.

– Хлеб истоптал? – спросил негромко, но по стенамзазвенели молоточки, свёрла, подпилки. Отошёл от мехов, и сосед вытаращилглаза: меха продолжали качаться, ибо внуки Неба-Стрибога, быстрые Ветры, вовсём слушались Бога Грозы и помогали ему. Откуда же мог знать Киев родич, какойтакой черноволосый молодой исполин ходил в работниках у кузнеца. Все его,молчаливого, называли Тархом Тараховичем или просто Балдой, то есть БольшимМолотом, а дальше не любопытничали.

– Эта служба как раз для меня, – молвил Перун. Ипомстилось соседу, что волосы его заклубились грозовой тучей, а в глазахзаплясали синие молнии, и глухо пророкотало где-то вдали. Испугался землепашец,не хуже ли ещё Банника окажет себя этот Балда… но делать нечего, заварил кашу,расхлёбывай.

В тот же вечер, не мешкая долго, истопили баню. Жена соседапоказалась с мужем в предбаннике, потом тихо вышла, а Перун шагнул внутрь. Исосед, желая позлить Банника, ещё крикнул следом, как сговорились:

– Шевелись там, жена!

Уж очень Банник не любит, когда кого-то торопят. Тотчасплеснул он в вошедшего целый ковш варёной воды, ждал крику, но где там! Можетли кипяток повредить Богу Грозы, родному брату Солнца, родному брату Огня! Ониз горна поковки голой рукой под молот бросал и держал крепче клещей. Не успелопомниться Банник, как ухватило его что-то – а что, не понять, лишь два глазаво тьме и в глазах свирепое пламя! Как начало макать голого в крутой кипяток,да и мыть им, что ветошкой, полки, стены и пол! Как начало прямо над каменкойводу из бороды выжимать!..

Сосед с женою в предбаннике напугались, выскочили наружу:решили – сейчас баня развалится, раскатится по брёвнышку. Но нет.

– Будешь кипятком шпариться? – спросил ПерунБанника, когда тот и вопить уже перестал, всхлипывал только. – Будешькамни кидать? За горячую печку будешь утаскивать?

– Не буду!.. – заверещал Банник, засучил кривымикороткими ножками. – Ой, не буду, только помилуй!

– А хлеб пинать?

– Не буду, бородою клянусь, пусть с неё вся плесеньотмоется!

Выпустил Перун Банника и молча ушёл, так и не показавшись.Да тот и не больно смотрел, был рад-радёшенек, что уцелел. Долго потом сиделтише воды, ниже травы, скуля, зализывал ссадины и всё думал, кто же это с нимсправился? Да ещё и клятвой связал?.. Ничего не придумал – навыкнув шпаритьисподтишка кипятком, ума палату не наживёшь. А потом как-то в сумерках увидалхозяйскую серую кошку, приметил, как сверкнули её глаза при выплывшем Месяце… ибез памяти юркнул обратно за дверь, еле-еле дух перевёл.