Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты проиграл, теперь вожак я.
Лео явно не хотел смерти такого мощного бойца, да и не в его правилах убивать побеждённых. Но случилось непредвиденное! Вожак заорал «Водан!! Их-хо хейн!!» и сам надвинулся на меч, пропарывая грудь и сердце, захрипел и повалился. И на последнем выдохе губы прошептали: «Их-хо-о… хейн…». «Я иду» машинально перевёл со старогерманского Лео, вытирая меч пучком травы. Потом взмахнул им в воздухе и взревел:
– Кто ещё!!!
Бойники замерли в молчании. Из круга вышел старый волчара, бросил к ногам Лео копьё, встал на одно колено, взял его руку и положил на свою лохматую голову. Один за другим подходили и давали молчаливую клятву все остальные бойники. Все восемьдесят шесть бойцов новой личной дружины Лео.
Третью неделю Марк и Зверо вдвоём мотались по полянскому левобережью. Расшевелить этих землепашцев оказалось невероятно трудно, но, расшевелив, с пути своротить невозможно. В каждом гнезде весей приходилось жить сутки-двое. Эти упрямцы, не смотря на решение веча и всевластные знаки-амулеты, начинали слушать и слышать не сразу. Как выяснилось, очень многое зависело от коваля, который в каждой веси имелся в единственном экземпляре и считался главным петухом в курятнике. С ним обязательно советовались старейшины и веский вож, к нему шли сваты за разрешением сосватать девку, к нему шли гусляры за разрешением остановиться на площади и собрать слушателей. Коваль у полян, а тем более у антов, считался главным авторитетом.
Приходилось считаться и с мнением ведуна, калда (колдуна) или ведьмы. Но, если ведуны жили на отшибе и посещали веси по вызовам для совершения важных ритуалов и судьбоносных предсказаний, то колдуны и ведьмы обитали в каждой веси среди огнищан и занимались лечением и бытовой магией, язвы закрывали, больных людей и животных выхаживали, защищали от злых духов новорождённых и новобрачных.
Уставшие кони еле переставляли копыта. Соскочив с заводной кобылы, Марк привязал уздечку к коновязи возле общинного дома, стоящего посреди площади. Зверо спрыгнул следом и внимательно оглядел с виду безлюдное пространство. По древней трипольской традиции полуземлянки теснились вокруг площади в два круга. За раздёрганными плетёными оградами в земле рылись куры, в лужах нежились поросята, в ближайших домах заходились лаем тощие псы.
Шлёпая по влажной парящей после дождя земле, вожи шагнули к двери общинного дома. А где ещё, скажите на милость, искать кого-то из местных заправил: старейшину, бирича или мерая, а лучше веского вожа? Общинный дом издревле являлся центром веси, в котором помимо сходов глав семейств, обязательных сезонных ритуалов или заседаний схода старейшин, обычно останавливались торговые гости, проезжие вои-хоробры, иногда подолгу жили погорельцы или бродячие сказители-гусляры. Но если бы только они…
Легкомысленно не обратив внимание на доносящиеся из дома голоса и звуки, Зверо простодушно открыл притвор:
– Поздорову всем, кто… – он не успел закончить, как внутри полутёмного помещения раздался истошный женский визг, и ему в голову прилетела какая-то глиняная посудина, разлетевшаяся от удара на мелкие черепки, – …в теремочке живёт, – закончил Зверо от неожиданности и тут же увернулся от другого глиняного горшка, – Ни хрена себе компот! Жарко однако здесь гостей привечают, – и он поймал прилетевшее из темноты полено.
Зверо отшатнулся от двери, плотно прикрыл створ, отбросил полено и недоумённо уставился на ничего не понимающего друга:
– И что это было?
– А вот сейчас и узнаем, – Марк кивнул на идущего через площадь седобородого худого старика в сопровождении одетой в живописные лохмотья женщины, обвешанной амулетами, оберегами, мешочками и побрякушками. В одной её руке чуть позвякивал бубен, а другая рука сжимала нижнюю часть высушенной коровьей ноги с копытом.
– Поздорову вам, вожи, – старейшина отлично разглядел наше облачение, амулеты Перуна и Сварога и лошадей, – слава светлым богам. Не взыщите горе у нас. Ноне будем науз править, на кровах весь опахивать, ибо скот у нас пал. Вот калда обещала помочь, кивнул он на лохматую тётку с бубном.
– Поздорову и тебе, веский вож. А что у вас в общинном доме творится? Орёт там кто-то и бьётся больно.
– То не в пору вы подвернулись, – отмахнулся он и бросил по сторонам испуганный взгляд, – вдовы да девки там собрались, свои обиходы творят. Вот выйдут, взденут ярмо на пару кров и почнут вкруг весь опахивать. А калда заклятье сотворит. Искали ведуна, да нету его. Видать в ближнюю весь отправился.
– А пошто бабы дерутся?
– Дык ярости набираются, – поскрёб он затылок, – тайно, чтоб никто не пронюхал. Тебе ещё повезло, а могли и вовсе без пощады прибить, по обычаю все мужики тут помеха. А как убредут они всем гуртом с кровами за окол, убо и погуторим о деле.
– Знамо дело, спасаясь от мыши, баба и медведя заломает.
Марк, Зверо и старейшина от греха подальше отошли в сторону, а из общинного дома высыпала немалая толпа баб и девок, одетых во всё тёмное. Последней вышла ветхая бабка. Заморозив мужиков взглядом, она сердито плюнула под ноги и побрела прочь, постукивая клюкой. Все вместе они отправились за околицу, громыхая разными предметами, громко что-то выкрикивая и издавая изрядный шум. За околицей их ждали две привязанные коровы, одна светлой, другая тёмной масти. Толпа облепила несчастных животных, надевая ярмо, и вскоре коровы потянули деревянную соху-орало.
Внутри общинного дома горел один из очагов и чувствовался запах палёной шерсти. Вожи и старейшина расселись на колоды вблизи огня.
– Дело наше важное, веский вож, – начал Марк, – ты давеча был на вече и знаешь, что стране грозит нашествие жестоких ворогов с восхода. Остатний срок невелик, и надобно нам поспеть землю полянскую исполчить. Но не вдруг. Не станем мы рушить ваши дела и порядки. Однако после покоса и перед жнивьём на пару седьмиц ждём ваших мужей и новиков по жребию.
– Ох, невпопад то, вожи антские. Ох, невпопад. Страде ведь уж срок.
– Ты не внял, веский вож. Нашествие страшное грядёт, и коль мы сами не встанем супротив ворога, то полягут все мужи, и девы, и чада, и жёны, и деды. Вместо домов пепел бысть, а вместо пажитей – чернобыльник. Смекаешь, что неминучая смерть идёт, и ваши моры скота, пустяком попомнятся.
– Страшные слова речёшь ты, вож антский. Уж и не ведаю, яко нам ноне бысть.
– До грозной беды аще два лета. Успеем землю на сечу поднять. Главное, абы люди