— А кроме Свистунова или Свистуна вас как зовут? — спросил бородатый.

— Что? Меня?

— Вас, конечно.

— А… Олег.

— Олег, дорогой, не волнуйтесь вы так, словно барышня перед первыми родами. Ничего плохого с вами не случится.

— Как это не волнуйтесь, а утюг? А для чего мне ложиться, да еще голому? Разве голых гладят? Это что, какой-то страшный розыгрыш?

— Одетых тоже, между прочим, не гладят. А насчет розыгрыша — да, можно сказать, это розыгрыш. Но направлен он вовсе не против вас. Вот, смотрите, это мое удостоверение. Капитан ФСБ Колокольцев Семен Пантелеевич.

— Правда? — пробормотал Свистун. Может, это уже глюки начались? Один глюк в другом. Фээсбэ в утюге. Будь проклят момент, когда согласился он на это… эту…

— Хочешь, перекрещусь, — засмеялся капитан.

— Господи, — заморгал глазами, чтобы не разреветься, Свистун. — Вот уж никогда не подумал бы, что можно испытывать такой восторг при виде офицера ФСБ.

— Ну вот и я дождался признания в любви. А то в нашем ведомстве это не часто бывает. Работа уж такая. Так что можешь смело испытывать восторг. Сейчас ты снимешь рубашку, и мой коллега сделает тебе при помощи театральной краски и грима очень натурально выглядящий след от раскаленного утюга на животе. Ну и пару кровоподтеков на лице. Для большего эффекта. Может, профессиональный гример и поморщился бы от такой работы, но для этой развалюшки, для этого света и той аудитории, что мы ожидаем, вполне сойдет.

Всё еще ничего не соображающий Свистун стянул рубашку и лег на топчан. Оказывается, страх мгновенно не исчезает. Вытекает понемножку, как вода из горлышка опрокинутой бутылки, только что не булькает. Но вытекает, вытекает, освобождая место для острой радости избавления от опасности. Наверное, солдаты, возвращающиеся живыми после боя, тоже чувствуют нечто подобное, думал Свистун, радуясь уже тому, что он может думать.

Гример вытащил свои краски и кисточки и принялся за его живот. Прикосновение кисточки было щекотным и даже приятным, особенно сейчас, когда кожа живота чувствовала мягкое прикосновение вместо ожога от раскаленного утюга.

— Теперь слушай меня внимательно, дорогой Олег. Как ты уже должен был догадаться, мы, то есть моя организация, уже следим некоторое время за попытками господина Фэна заполучить ваш новый компьютер. Как мы получили информацию о том, что происходит в вашей лаборатории, это уже другой вопрос. Оставим пока его без ответа. Главное для нас — да и для вас — это то, чтобы ваш флэш-компьютер остался в стране. Конечно, у нас, как ты знаешь, рыночная экономика. Или, во всяком случае, считается, что она должна быть такой. И никто не должен и не имеет права препятствовать сделкам между частными предпринимателями, включая и зарубежных. Но, во-первых, речь идет не о честной сделке, а о попытке любой ценой заполучить себе этот компьютер. Это уже вполне подпадает под определение экономического шпионажа. А во-вторых, слишком уж много мы всего потеряли за последние лет двадцать пять. А что не потеряли, то продавали за гроши. Которые к тому же чаще всего бесследно исчезали на пути в государственный карман. Какой там Кио, ни одному иллюзионисту такие фокусы не снились. А то, что несмотря ни на что все-таки чудом попадало в этот карман, исчезало уже в нем, потому что и карман был дырявым.

Когда господин Фэн приедет сюда вместе с известным тебе Юрием Степановичем, он увидит, как выглядит человек, с которым пришлось изрядно повозиться, прежде чем он согласился продать изобретение. Всё это будет сниматься скрытой камерой. Для чего, наверняка думаешь ты. Потерпи немножко, и ты сам поймешь наш замысел.

И позволь извиниться перед тобой за то, что пришлось так долго держать тебя в неведении. Это была и страховка от провала операции и создание условий, когда противник будет полностью ошарашен тем, что он меньше всего ожидал увидеть. А теперь позвони своим товарищам и успокой их. Вань, давай быстрее. По моим расчетам китайца с Юрием Степановичем привезут сюда минут через двадцать.

Веди себя естественно, Олег. Как должен вести себя человек, которого изрядно потрепали, пока он не согласился на то, что требовали от него. Не стесняйся в выражении чувств, прежде всего ко мне, это ж я руководил экзекуцией. И они будут вполне натуральными. Понятно?

— Более чем. Хотя не ругаться хочется, а вытянуться и гаркнуть молодцевато: так точно, товарищ капитан.

— Ну и прекрасно. Я ведь тоже, как ты понимаешь, отнюдь не режиссер-профессионал. Будем импровизировать вместе. Помни только, что мы должны дать достопочтенному господину Фэну возможность проглотить наживку как можно глубже, чтобы выплюнуть ее, образно выражаясь, он не мог… А вот, кажется, и они.

С улицы донесся звук автомобильного мотора, который тут же прекратился. Дверь открылась, и в избушку вошли Фэн Юйсян и Юрий Степанович в сопровождении незнакомого человека.

Китаец увидел встававшего с топчана Свистуна и с ужасом посмотрел на Сашу.

— Что это, Саша? — растерянно спросил он. — Что это значит? Ничего не понимаю. Я же специально просил обойтись без всякого насилия. Я несколько раз предупреждал вас, что меньше всего хочу каких-нибудь противоправных действий. Только этого мне не хватает…

— Понимаете, господин Фэн, — смутился Саша, и Свистун подумал, что играет он, пожалуй, не хуже его самого, — этот молодой человек… ну, как это сказать поделикатнее… Ну, пришлось ему немножко растолковать, кто здесь есть кто и что есть что. Но ничего страшного… Зато…

— Заткнулись бы! — крикнул Свистун. Теперь, когда страхи, ужасы и изумление немножко поосели, он чувствовал пьянящий восторг от избавления от опасностей и уже получал удовольствие от игры, как тогда в кабинете Евгения Викторовича в самом начале этой эпопеи. И даже снизошло на него нечто похожее на вдохновение.

— Кто вы? — повернулся он к Фэну. — Это вы хотели, чтобы я передал вам чертежи? Это вы господин Фэн?

— Поверьте, господин Свистунов, я ни на секунду не мог себе представить, что Саша так… грубо… Простите меня. Меньше всего я…

— Вам эти издевательства будут стоить кое-что, вы уж не сомневайтесь.

— Поверьте, меньше всего я…

— Если раньше эта… — Свистун с ненавистью посмотрел на капитана, — эта сволочь говорила о миллионе долларов, то теперь меньше, чем за полтора я делать ничего не буду.

Этот варварский сумасшедший мир действительно полон варваров, подумал Фэн Юйсян, вот уж действительно, как учит Цзы, малый человек постигает только выгоду. Единственное, что они понимают.

— Не волнуйтесь, господин Свистунов, сумма в полтора миллиона долларов вполне разумна, и я согласен, на нее. По вашему выбору эти деньги можно положить на ваш счет, который мы откроем на ваше имя в любом устраивающем вас банке, или предоставить вам на эту сумму акции новой нашей компании, которая будет выпускать и продвигать на мировые рынки флэш-компьютер. А если вы захотите переехать на постоянное место жительства в Канаду, мы поможем вам с оформлением всех необходимых документов. У вас, разумеется, могут быть свои планы, но я бы очень советовал вам не отмахиваться от этого предложения и как следует подумать над ним. — Фэн Юйсян очевидно почувствовал себя спокойнее, потому что голос его обрел обычную уверенность. — Не говоря уже о куда более комфортной и цивилизованной жизни, — китаец выразительно обвел глазами убогую полупустую комнатку, — вы стали бы научным руководителем нашей компании. С соответствующим окладом, который пока что в вашей стране может только присниться. Причем я готов подписать с вами договор, как только вы предоставите нам чертежи изобретения. И еще раз прошу вас простить нас за столь… грубое обращение с вами. Смею вас уверить, досточтимый господин Свистунов, что всё происшедшее с вами — это лишь чрезмерное усердие нашего Саши. Чрезмерное и грубое.