Она наконец схватила его за руки, прижалась к нему:

– Нет, нет! Замолчите, мне страшно!»

Но харизматичный лидер на то и харизматичный лидер, что он умеет убеждать и восхищать в любой ситуации: «Но она чувствовала, что сквозь ее испуг невольно пробивается восхищение. В этой наглухо отрезанной от внешнего мира жалкой камере, среди голых стен, она внезапно ощутила неукротимую силу, бьющую через край жизнь: вечную иллюзию надежды, упорство человека, не желающего умирать. Она искала в себе прежнее чувство гнева, отвращения к совершенным им преступлениям и не находила его. Разве она не осудила его за непоправимые несчастья, в которых он был повинен? Разве не призывала на его голову возмездие – одинокую смерть среди всеобщего презрения? Теперь у нее осталась лишь ненависть к злу и сострадание к скорби. Она снова покорялась ему, его бессознательному могучему воздействию, как жестокому, но, должно быть, необходимому насилию природы».

Отсидев положенное, Саккар выходит из тюрьмы. С проектами на Востоке он завязал, но по сути он совсем не изменился: «И вдруг… она вспомнила о Саккаре, находившемся, по слухам, в Голландии, где он затеял новую колоссальную аферу – осушение необъятных болот: с помощью сложной системы каналов он хотел отвоевать у моря целое маленькое королевство. Да, он был прав – деньги все еще служат тем удобрением, на котором произрастает человечество будущего; отравляющие и разрушающие деньги становятся ферментом всякого социального роста, перегноем, необходимым для успеха всех великих начинаний».

А что касается Франции, то экономическое процветание в ней скоро закончится. Судя по тому, что в романе упоминается казнь Максимилиана, его действие происходит в 1867–1868 годах. В 1870-м начнется Франко-прусская война. Недаром в романе на парижских балах маячит Бисмарк…

В 1848 году закончилась война с Мексикой. В это время в Калифорнии, в местечке Колома в Северной Калифорнии (на северо-востоке от Сан-Франциско и Сакраменто), двое предпринимателей «нашли» золото. Они поначалу старались держать открытие в тайне, но слухи о находке все равно распространились, и в Калифорнию рванули охотники за удачей со всех концов США. Армия вновь прибывших насчитывала около 300 тыс. человек, среди них были даже азиаты и австралийцы! Большинство так и умерли бедными, немногие озолотились, остальные нашли себя в других сферах, призванных обслуживать самые разные потребности растущего населения Калифорнии, – банковском деле, строительстве, торговле и сельском хозяйстве. Ведь люди прибывали практически на пустое место, и всю инфраструктуру нужно было создавать с нуля.

Рассказывая эту историю, я взяла слово «нашли» в кавычки, потому что о золоте знали и местные индейские племена, и даже мормоны, которые селились к востоку от Калифорнии – в современном штате Юта, столицей которого является Солт-Лейк-Сити. Религиозные лидеры запрещали мормонам заниматься поиском и добычей драгоценных металлов. Считалось, что золотом в будущем будут мостить улицы, но должен настать момент, когда Бог сам откроет богатства Земли для людей. Как ни странно, религиозная пропаганда действовала на многих. Но не на всех – в числе первых золотоискателей были и мормоны.

В этот раз на поиски золота рванул каждый. Из Сан-Франциско ушло все мужское население. Газета «Калифорниэн» объявила о своем закрытии так: «От нас ушли все – и читатели, и печатники. По всей стране, от Сан-Франциско до Лос-Анджелеса, от морского побережья до подножия Сьерра-Невады, звучит один и тот же душераздирающий вопль: “Золото! Золото! Золото!”, тогда как поля остаются незасеянными, дома – недостроенными, и проявляется полное безразличие ко всему, кроме изготовления лопат и кирок да транспортных средств, на которых можно было бы отправиться на поиски золота» [Крете 2004, с. 38]. А морской агент США в Калифорнии докладывает президенту страны: «Половина домов (в Сан-Франциско. – Е.Ч.) брошена жителями. Торговцы, адвокаты, механики и рабочие – все отправились в долину Сакраменто вместе с семьями» [Крете 2004, с. 40].

«На золотые рудники уехали даже солдаты и матросы. На борту военного корабля “Анита” осталось всего 6 человек. Один корабль с Сандвичевых островов оказался вообще покинутым экипажем, и капитану пришлось нанять новых матросов, заплатив по 50 долларов каждому за 15-дневный переход… Некий торговец, прибывший недавно из Китая, остался без своих китайских слуг. Если лихорадка продлится весь год и если китобойные суда бросят якорь в Сан-Франциско, они неминуемо потеряют свои экипажи. Я не знаю, сможет ли полковник Мэйсон (в 1847–1849 годах губернатор Калифорнии. – Е.Ч.) удержать своих людей, если не пошлет туда войска, – сокрушался очевидец событий» [Там же, с. 40–41].

Когда вести о находке дошли до городка Монтеррей, лихорадка охватила и его жителей: «Кузнец забросил свой молот, плотник – рубанок, каменщик – мастерок, фермер – серп, булочник – квашню, а кабатчик – бутылку. Решительно все отправились на рудники: одни верхом на лошади, другие в двуколках, инвалиды на костылях, а то и на носилках... В… общине остались одни лишь женщины да несколько арестантов, которых сторожил солдат, ожидавший удобного случая, чтобы сбежать от своего начальника» [Там же, с. 39].

Резко растут цены на все. Удачливые старатели получают хороший доход, но вынуждены и много тратить. «Бригады от пяти до пятнадцати человек нанимают в этом городе на несколько недель поваров, предлагая им плату от 10 до 15 долларов в день. Механики и возчики, получавшие в прошлом году от 5 до 8 долларов в день, согласились на это предложение и уехали» [Там же, с. 40]. «За обычные лопаты и черпаки, стоившие месяц назад 1 доллар, в районе рудников теперь дают 10 долларов... Жалованье служащих выросло с 600 до двух тысяч долларов в год; поварам платят от 25 до 30 долларов в месяц...» [Там же, с. 40]. В форте Джона Саттера, первооткрывателя золотой жилы, расценки были такими: комната стоила 100 долларов в месяц, а одноэтажный дом внутри форта, сданный в аренду под гостиницу, обходился в 500 долларов в месяц [Там же, с. 41]. Цены на продукты питания поднялись на головокружительную высоту. «Бочонок муки стоит у Саттера 36 долларов и скоро подорожает до 50. Если бы сюда не привозили много муки, здесь разразилось бы настоящее бедствие. Но теперь каждый в состоянии жить по ломовым ценам, и можно ожидать, что на предстоящую зиму торговцы завезут из Чили и Орегона большое количество продуктов», – сравнительно оптимистично оценивает ситуацию один золотоискатель [Там же, с. 42]. Другой, видимо менее удачливый, видит все в более мрачном свете: «Только один или два человека получают больше того, чем стоит жизнь на приисках: ветчина идет по 45 центов за фунт, свинина – по 25 центов, картофель – по 1 5–1 8 центов, гвозди – по 25 центов... Но золотоискатель в состоянии заплатить только за жареную свинину и муку» [Крете 2004, с. 81]. «В Джордж-Тауне – приисковом лагере при слиянии Кеньон-Крика и Американской реки, жена одного старателя в 1850 году брала за стирку рубахи 1 доллар. Дневной доход ее мужа на прииске был меньше» [Там же, с. 89]. Сетованиями на дороговизну жизни полны все письма с приисков. Леонар Кип жалуется на то, что немыслимо подорожали свечи, которые стоят теперь по доллару за штуку. В то время в Плейсервиле генерал Фрэнсис Дорн платил 1,5 доллара за фунт муки. В Вивер-Крике, пишет Э. Гулд Бэффем, фунт муки продавали за 1 доллар, вяленую говядину за 2 доллара, свинину тоже за 2, патоку по 4 доллара за галлон, бутылка какого-нибудь «несчастного рома из Новой Англии» стоила 8 долларов. «Требуя эту цену, трейдер и перевозчик извлекали больше прибыли из труда золотоискателя, чем он сам» [Там же, с. 81–82]. «Одному матросу с “Дэйла” предложили унцию золота за старое пальто, которое он носил 6 лет, заплатив когда-то за него 20 долларов. Груз товаров из Китая продается за 200 тысяч долларов в течение одной недели. За одеяло платили 100 долларов, за бутылку бренди – унцию золота. Револьверы стоили от 6 до 8 унций золота. Капитан одного торгового корабля, чей экипаж дезертировал, предлагал 100 долларов в месяц тем, кто согласился бы наняться на его борт, но желающих не нашлось. Один врач, пожелавший перевезти свой лоток для промывки золотого песка на другое месторождение, находящееся лишь в нескольких километрах, погрузил свою машину на повозку, отправлявшуюся в нужном направлении, и по прибытии спросил, сколько должен заплатить возчику. “100 долларов”, – ответил тот. Доктор едва не потерял дар речи, однако расплатился без возражений. Через несколько дней возчика схватили колики, он вызвал этого врача, тот прописал ему какие-то пилюли и запросил в качестве гонорара 100 долларов. “Эх, – вздохнул больной, – я так и знал, что этот лоток выйдет мне боком”» [Там же, с. 4 2–43].