По случаю Выставки в министерстве иностранных дел давали бал, и Саккар выбрал это празднество, чтобы публично засвидетельствовать счастье одной ночи, проведенной им с госпожой де Жемон, – ибо во все сделки, заключенные этой красавицей, всегда входило условие, по которому счастливый обладатель имел право обнародовать свой успех, дабы дело полностью получило желанную огласку. Итак, около двенадцати часов ночи в один из салонов министерства, где обнаженные плечи, залитые ослепительным светом люстр, резко выделялись на фоне черных фраков, вошел Саккар под руку с госпожой де Жемон. За ними следовал муж. При их появлении толпа расступилась, образовав широкий проход для этой наглой прихоти ценою в двести тысяч франков, для этого скандального воплощения необузданных вожделений и безумной расточительности. Все улыбались, все оживленно, ничуть не осуждая, перешептывались среди опьяняющего аромата корсажей, под убаюкивающие звуки далекого оркестра».

Наконец, для того, чтобы поддержать горячку, приходится прибегнуть к еще одному крайнему средству – скупке акций самим банком: «Курс перешел за две тысячи триста франков, и он (Саккар. – Е.Ч.) был в восторге, хотя чувствовал, что на бирже начинается противодействие, что оно усиливается вместе с горячкой повышения: видимо, появилась группа понижателей, которые занимали позицию и начинали враждебные действия, пока еще робко, позволяя себе только отдельные вылазки на аванпостах. И для того, чтобы восходящее движение курса не остановилось, Саккару уже дважды пришлось самому покупать акции, прикрываясь именем подставных лиц. Началась гибельная тактика покупки собственных акций и спекуляции ими, тактика общества, пожирающего самого себя».

Наконец игру на понижение начинает самый влиятельный игрок на бирже – еврей Гундерман, у которого «в подвалах хранится миллиард», его он и пускает в ход. Очень интересно, как рационально рассуждает Гундерман, он мыслит в терминах «справедливой стоимости», а не завтрашнего курса акций. «Он рассуждал так: стоимость акции равна номиналу плюс процент, который она может дать и который зависит от благосостояния фирмы, от успеха ее предприятий. Следовательно, существует какая-то максимальная цифра, превышать которую неблагоразумно; если же, под влиянием всеобщего увлечения, она все-таки бывает превышена, то это повышение искусственно, и тогда разумнее всего играть на понижение, которое наступит рано или поздно». Посмотрим теперь, как поживают наши герои – лавочник Дежуа и его дочь Натали, ради приданого которой все деньги Дежуа и вложены в акции Всемирного банка. Вот диалог Натали и Марсель – той девушки, которая вышла замуж за бедного журналиста:

«– Как вам известно, курс сейчас две с половиной тысячи, – продолжала Натали. – Теперь все расчеты веду я, потому что папа совсем не умеет писать… Так вот – наши восемь акций уже дают нам двадцать тысяч франков. Недурно, а? Сначала папа хотел остановиться на восемнадцати тысячах, – он сам назначил себе эту цифру: шесть тысяч франков на мое приданое, двенадцать для него. Это была бы небольшая рента в шестьсот франков, и он вполне заслужил ее после всех этих волнений… Но какое счастье, что он не продал, правда? Ведь вот сейчас у нас на две тысячи больше!.. Ну а теперь мы хотим еще больше, мы хотим ренту в тысячу франков, не меньше. И мы получим ее – так сказал господин Саккар… Какой он милый, этот господин Саккар!

Марсель не удержалась от улыбки:

– Так вы уже не выходите замуж?

– Почему же? Я выйду, как только курс перестанет подниматься… Раньше мы очень торопились, особенно отец Теодора, из-за его торговли, но что же делать? Нельзя же заткнуть источник, когда из него льется золото. О, Теодор отлично понимает это – тем более что если у папы будет большая рента, то со временем нам достанется большой капитал. Вот какое дело! Тут есть о чем подумать. Вот мы и ждем. Эти шесть тысяч можно было получить уже несколько месяцев назад, мы давно могли бы обвенчаться, но пусть лучше денежки дадут приплод… Скажите, вы читаете статьи об акциях?

И она продолжала, не ожидая ответа:

– Я читаю их каждый вечер. Папа приносит мне газеты… Днем он читает их сам, но он требует, чтобы я перечитывала их ему вслух, когда он приходит домой… Они никогда не могут надоесть, ведь все, что они обещают, так прекрасно. Ложась спать, я только о них и думаю, я и во сне вижу все это. Папа говорит, что он тоже видит во сне разные вещи, которые предсказывают много хорошего. Третьего дня нам приснилось одно и то же: будто на улице валялись пятифранковые монеты и мы загребали их лопатой. Это было так забавно!

Она снова перебила себя и спросила:

– Сколько у вас акций?

– У нас – ни одной! – ответила Марсель.

Личико Натали, обрамленное белокурыми прядями волос, выразило глубокое сострадание. Ах, бедные люди, у них нет акций!»

Нельзя же заткнуть источник, когда из него льется золото, – во как! И какие снятся сны!

А вот что происходит с самой Марсель и ее родителями, у которых она наконец решилась попросить 500 франков взаймы и пришла на завтрак: «За завтраком разговор все время вертелся на повышении акций Всемирного банка – курс их накануне поднялся еще на двадцать франков, – и Марсель очень удивилась, видя что ее мать стала еще более азартной, более жадной, чем отец. А ведь вначале она дрожала при одной мысли о спекуляции. Теперь, пристрастившись к случайностям игры, она сама с резкостью новообращенной упрекала мужа за его нерешительность. Уже за закуской она вышла из себя, когда он предложил продать принадлежащие им семьдесят пять акций по этому нежданному курсу в две тысячи пятьсот двадцать франков, что дало бы им сто восемьдесят девять тысяч франков – то есть более ста тысяч барыша. Продать! Когда “Финансовый бюллетень” обещает курс в три тысячи франков! Да что он – с ума сошел? Ведь “Финансовый бюллетень” известен своей честностью, он сам часто повторял, что на эту газету вполне можно положиться! О нет, она не позволит ему продать! Скорее она продаст дом, чтобы купить новые акции. И Марсель, молча, со стесненным сердцем слушавшая, как они выкрикивали эти огромные цифры, не знала, как ей попросить взаймы пятьсот франков в этом зараженном игрою доме, который постепенно наводнялся целым потоком финансовых газет, теперь окончательно затопивших его пьянящими фантазиями рекламы. Наконец за десертом она решилась: ей нужно пятьсот франков, иначе будет продано все их имущество, не оставят же их родители в такой беде. Отец смущенно взглянул на жену и опустил голову. Но мать сразу резко отказала. Пятьсот франков? Где же их взять? Все их деньги вложены в различные операции. И тут же посыпались ее старые ядовитые рассуждения: когда выходишь за нищего, за человека, который пишет книжки, надо терпеть последствия собственной глупости, нечего снова садиться на шею семье. Нет, нет! У нее нет ни гроша для лентяев: притворяются, что презирают деньги, а сами только и думают, как бы пожить на чужой счет! С этим она и отпустила дочь, и та ушла в отчаянии, с болью в сердце, не узнавая свою мать, прежде такую благоразумную, такую добрую. Очутившись на улице, Марсель пошла вперед, бессознательно глядя под ноги, словно надеясь найти деньги на тротуаре».

Наконец, строго в соответствии с классическим развитием пузыря, все большее количество людей начинает продавать. Осознает, что пора продавать, не только матерый Гундерман (он не просто продает, но и шортит), но и члены совета директоров самого Всемирного банка. Саккар похваляется перед одним из них, что курс растет, но реакция для него оказывается неожиданной: «…Саккар… крикнул торжествующим тоном: