Держа наготове позаимствованную у одного из улорийцев шпагу, я осторожно потянул на себя дверь и попал в большую залу. В отличие от нижних этажей здесь были вполне нормального размера окна, а не узкие окошки-бойницы. Потолок поддерживали полтора десятка деревянных колонн, стены были обшиты резными деревянными панелями с обильно развешанным по ним старинным оружием. На дальней от входа стене обнаружились еще две двери, но, чтобы выяснить, что за ними находится, нужно было пересечь по диагонали всю залу.

Одна из дверей так неожиданно распахнулись, что я едва успел юркнуть за портьеру. В залу быстрым шагом вошла Наталья. Простое черное платье выгодно подчеркивало ее фигуру, уложенные в затейливую прическу волосы указывали на то, что вопреки всем обстоятельствам пленница не теряла присутствия духа, а вот порывистость движений ясно сигнализировала о крайней степени раздражения. Как же она прекрасна! При одном только взгляде на нее мое сердце на мгновение замерло, а уста потеряли дар речи. Я с трудом удержался от того, чтобы шагнуть ей навстречу. И правильно сделал, ибо она была не одна!

– Я никуда не поеду! – резко бросила графиня через плечо.

– Не советую испытывать мое терпение, сударыня! – следом за девушкой из комнаты вышел не менее нее раздраженный Курцевич. – Вам лучше уехать со мной в более безопасное место!

– Вы слышали? Я никуда не поеду!

– Мои люди наверняка отобьют штурм, – продолжал улорийский воевода, – но если даже и нет, в любом случае у меня хватит времени сделать то, что закрепит за мной права вашего мужа!

– В сотый раз повторяю вам: я замужем за князем Бодровым, и вы ничего не можете поделать с этим фактом! – гордо вскинув голову, ответила Ружина.

– У меня есть очень веские причины сомневаться в этом! – насмешливо возразил бывший коронный маршал.

– Зря верите словам предателей, пан Курцевич! Предавший однажды, предаст и во второй раз!

– Ну, для кого – предатель, а для кого – важный осведомитель!

В этот момент где-то на улице раздался выстрел. Я мог ошибаться, но, скорее всего, звук шел со стороны барбакана. Значит, не удалось ребятам захватить его по-тихому.

– Это еще что такое? – обеспокоенно произнес Курцевич, бросаясь к окну.

И тут, словно по заказу, от колокольни близлежащего православного храма донесся гулкий удар колокола. Один, второй, третий. Эстафету тут же подхватили колокола других церквей, и через несколько минут уже весь город тонул в колокольном звоне.

– Пёсья кровь!

– По ком звонит колокол, Курцевич? – решив, что настал удобный момент, тихонько спросил я, выходя из своего укрытия.

– Миша! – изумленно воскликнула Натали, порывисто делая шаг в моем направлении.

– Не сейчас, любимая, – мягко ответил я, делая ей знак остановиться, – будь добра, вернись пока в комнату.

– Ты, верно, порождение дьявола, – нужно отдать должное самообладанию корбинского воеводы, – человеку не под силу было проникнуть сюда!

– На себя посмотри! – ответил я, убедившись в том, что Наталья Павловна удалилась из залы. – Будь ты человеком, не выжил бы после такого ранения. А ты жив-здоров, коптишь воздух этого мира.

– Нет, Бодров, мое исцеление – это Божий промысел! Господу угодно, чтобы я жил.

– Двойные стандарты, будь они неладны, – сплюнул я в сердцах, – покончим уже с нашими проблемами!

– Всенепременно! – Курцевич резко повернулся ко мне, вытягивая в мою сторону руку с пистолетом.

О, черт! Щелкнул спусковой крючок, и я в тот же миг бросился на пол. Грохнул выстрел, где-то позади меня на пол посыпались осколки какой-то фрески. Слава отсталым технологиям, дающим приговоренным к получению пули в лоб из кремниевого пистолета временной зазор в две-три секунды между спуском курка и выстрелом! Успел! Пронесло! Чуть не наказал меня Бог за пижонство. Не нужно было этих красивых речей и жестов, попыток выяснения отношений! Дождись верного момента и ударь врага ножом в спину. Пусть он не узнает, кто его убил, зато дело будет сделано с минимальным риском.

– Дьявол! – отбросив разряженный пистолет в сторону, Войцех Курцевич кинулся к стене, спеша вооружиться извлеченным из держателя факелом и небольшим топором на метровой рукояти, бывшим частью оружейной коллекции хозяев замка.

– Что, со шпагой уже не рискнешь? – насмешливо поинтересовался я, поднимаясь на ноги. Мой противник не ответил, а в следующий миг мне стало не до смеха.

Нет абсолютно ничего приятного в ситуации, когда тебе постоянно тычут горящим факелом прямо в лицо. После каждого тычка глазам требуется несколько мгновений для восстановления зрения, и лучшее, что ты можешь предпринять в это время, – это держаться от своего оппонента подальше, чтобы не угодить под разящий удар топора. Попытки же парировать топор шпагой заранее обречены на провал и грозят оставить тебя против того же топора лишь с ее обломком. Но вот угрожать противнику клинком, держать его в постоянном напряжении можно и даже нужно.

Вот и я, отступая и увертываясь, стараясь постоянно оставлять между собою и корбинским воеводой одну из зальных колонн, при каждом удобном случае менял направление движения и старался контратаковать.

Чередуя взмахи факелом и топором, улориец явно торопился закончить бой. Было совершенно очевидно, что, несмотря на чудесную живучесть, былую кондицию ему восстановить не удалось. Оттого и некоторая скованность движений, и обильно выступившая на лице испарина, и быстро появившаяся одышка. Потому и не рискнул он вновь состязаться со мной в фехтовании.

Только напрасно это всё. Слава богу, у меня со здоровьем всё в порядке, и я готов уклоняться от всё замедляющихся ударов Курцевича до тех пор, пока топор не выпадет из его вконец ослабевшей руки. Благо, размеры помещения не ограничивают меня в маневре.

Довольно скоро моя тактика принесла первые плоды: воспользовавшись чересчур размашистым движением факела, я сделал быстрый шаг вперед, настиг запястье левой руки улорийца рубящим ударом и успел разорвать дистанцию прежде, чем в дело вступила рука с топором. Мой оппонент вытерпел боль, не издав ни звука, однако удержать факел в раненой руке не смог. С глухим стуком тот ударился о пол и погас, окутав пространство вокруг себя едким дымом. Что ж, один – ноль в мою пользу! Продолжим в тот же духе, тем более что воевода вынужденно взялся за древко топора двумя руками, то есть сейчас в ход пойдет классическая рубка. Только вот древко топора коротковато – держать меня на дистанции не получится, а уступающая в общей мощи шпага будет иметь явное преимущество в скорости.

И в следующие минуты я трижды доказал правоту своих предположений, нанеся улорийскому воеводе три легких ранения и заставив его еще больше замедлиться. В общем и целом, исход боя уже не вызывал у меня сомнений, но, как это часто бывает, излишняя уверенность в победе сослужила мне плохую службу.