тысяч конских ног возрос и тут же стал стихать одиночными всадниками, один было потоптался перед калиткой, но вот захлопала, засвистала нагайка, лошадь всхрапнула и, ёкнув селезёнкой, пустилась галопом.

Утром, когда Маришка откроет глаза, солнечный голубь слетит на подоконник, забурлит горлом, распушится, замрёт, помаргивая полупрозрачным веком.

2003

Границы полей

На ацтекском языке читлалли значит «звезда».

Грифы Америки — родственники аистов. В то время как грифы Старого Света — родственники коршунов.

Так как же узнать, где границы террасных полей, залитых зеркалом неба? Надо слушать лай собак. Собака провожает прохожего только до пределов своего хозяина. Дальше вас встречает другая собака. Садится солнце, стебельки тонут в закате.

Вот история о том, как красивая пара несколько лет путешествовала автостопом по всему миру и чем это закончилось. Афганистан, Пакистан, Индия, Африка. Пропали они в Мексике. Парня зарезали, девушка исчезла. Серёжа и Света. Рослые, красивые, весёлые. Все их путешествия, интервью, обзоры достопримечательностей транслировались в соцсетях.

Когда ребята сгинули, я мотался между Москвой и Прагой, метался после развода, глаза уже ни на что не глядели. Я жил тогда на Виноградах, неподалёку от кладбища, и единственной опорой мне была могила Кафки. Между припадками отчаяния, разбирательствами с адвокатом и недвижимостью, поглощённый отвращением к себе, я смотрел на могильный памятник Кафки и находил в нём странное утешение. Что-то важное источала эта могила главного затворника и пророка XX века.

Когда я узнал из ленты, что Серёжа погиб, а Света пропала, это стало последней каплей. Так бывает — беда незнакомых людей, землетрясение или любая катастрофа становится слабым толчком, сдвигающим личную тысячетонную лавину.

Мне надо было бежать куда глаза глядят, и я купил билет на самолёт в Мехико, летел через Франкфурт и потом удивился, что не воспользовался этим и не соскочил.

В аэропорту я зарентовал Subaru Forester и отправился на поиски пропавшей девушки.

Наверное, я искал новую жену или вообразил себя Дон Кихотом. Со Светой могло произойти что угодно, она могла попасть в лапы наркоторговцев, стать секс-рабыней. Жестокие ацтеки практиковали человеческие жертвоприношения, они способны на всё. Джунгли, самосуд, наркотики, отдельная цивилизация варваров. Мне было безразлично. В определённые моменты жизни человек вступает на тропу смерти, желая спасения ценою собственной жизни.

Я купил в переулке Коакалько Glock и две полные горсти патронов, пристрелялся на пустыре по крысам. Я проехал по Мексиканскому нагорью семь тысяч вёрст, следуя маршруту Серёжи и Светы. Я останавливался на обочине и в мотелях, на бензозаправке пытался разговорить жену златозубого головореза, сжимая в кармане куртки удобную рукоятку.

Я желал нарваться. Портье в некоторых городках помнили эту пару: он болтал со всеми, она снимала. Читлаллипетль — место, где всё случилось, в переводе — «Подземная Звезда». Там склоны предгорий заняты террасными полями. Когда поля набухают поливом, закатное солнце растекается по горам.

Там я пытался купить конопли. Это были два парня, коротышка и долговязый, я поделил между ними обойму. В смартфоне одного из них нашёлся GPS-маршрут, он привёл меня через Лакандонские джунгли на границу с Гватемалой. Припадая к дуплам, отгоняя шершней, я пил росу, стекавшую по огромным деревьям-городам. Я шёл в вечных сумерках, обедал запечённым дикобразом, ловил пираний в ручьях, устраивая ловушки-запруды из камней, я шёл и шёл навстречу избавлению.

Наконец мне попалось первое распятие. Человек на нём уже был мёртв. Затем встретилось ещё одно — перекладина на стволе.

Я понял, что лагерь неподалёку. Я вышел на него по запаху гари. Видимо, Господь поспел раньше. Хижины догорали, то и дело приходилось огибать дымящиеся воронки. И снова кресты с едва живыми, морфинизированными полутрупами. Некоторые смутно улыбались.

И вот я увидел её. Почти обнажённую, в грязных лохмотьях, бинтах, у ног её стоял на коленях прихожанин, мастурбирующий жалкий бронзовый человек, вокруг его головы вились нимбом мухи.

Я тоже преклонил колени. Понемногу успокоил дыхание. Медленно поднял руку и наконец нажал на спуск.

2017

Костёр

Моя жизнь изменилась в тот день, когда жена вдруг задумалась и, глядя в себя, медленно произнесла:

— Мне снилось сегодня, что я мужчина, врач, я ношу пенсне, оно спадает, мутные стекла, му́ка с ними, и… я влюблён в актрису, очень хорошую, она смертельно больна, день за днём гаснет, а я люблю её, должен спасти, но бессилен, и вот я должен сказать ей, что она безнадёжна… но не могу, просыпаюсь.

Мы снова ссорились с самого утра и уже устали обвинять друг друга, надолго оба замолчали, снова поняв, что ни к чему наша ссора не приведёт, никакого смысла из неё не родится… И вот эти слова о сне вдруг вырвались у жены; она выпустила из пальцев картофелину, та плеснула в миске, тыльной стороной ладони жена прижала слезу.

После обеда она отправилась укладывать сына, он капризничал, требовал снова и снова рассказывать истории о больших машинах — такое у нас бремя: сыну нравятся грузовики, бульдозеры, тракторы, комбайны, грейдеры и особенно бетономешалки. Я придумал уже десяток историй, в которых вспахиваются и убираются поля, через леса строятся дороги, наводятся мосты через реки и ущелья; ещё в одной истории мы с сыном строим дом, долго ставим опалубку, наконец вызываем бетономешалку, возводим стены… Жена тоже выдумывала свои истории, но более замысловатые, в них машины были одушевлены, носили имена и занимались чем-то совершенно недоступным моему воображению…

Сын ещё не умел говорить, но владел изобретённым им словом «бамба», и это как раз и означало — Большая Машина.

Жили мы тогда на даче, под звонкий крик «Бамба, бамба!» я проводил их в спальный домик, стоявший в глубине сада, взял корзинку, нож, спички, сигареты и отправился по грибы. Всю неделю лил дождь, но вот уже больше суток грело солнце, и я надеялся на начатки урожая. Места у нас глухие — ориентироваться лучше по ручьям, выводящим на водораздел, пунктир которого мне был примерно известен, или по просекам ЛЭП, — но пока ещё набредёшь. Первые два года, как купил дачу, я ещё не был женат, никто меня не ждал обратно — и случалось, без компаса уходил в лес дня на два, на три — отоспаться, надышаться. Но в последнее время работа толком не пускала из города, я еле выбирался в пятницу к семье, пробки на выезде, на трассе у ремонтных участков выматывали, приезжал ночью, времени и сил ни на лес, ни на рыбалку не было; но