Тритоныч сморщился, как от зубной боли. Однако одобрил действия товарища. Только теперь времени для отдыха не было. Им придется по очереди дежурить на толкаче минимум до шести утра. Чтобы привести в действие транспортировщик и вывести его к рейдовому буксировщику, понадобится сорок-пятьдесят минут.

Посовещавшись, товарищи решили не избавляться от тел, а спланировали поджог именно с толкача, с машинного отделения, откуда пламя переметнется на баржу по солярной дорожке, проложенной по деревянной палубе, а через сцепку пойдет по ветоши — и к «пионерскому костру» Андрея Кашинского.

Ночь прошла напряженно и нервно. Как назло, после ноля часов патруль в порту усилился. Кашинскому это не понравилось, и он часто качал головой.

Шесть утра. Не спали сутки. Впереди еще один бессонный день и такая же напряженная ночь. А может, и больше.

Небольшой подрывной заряд весом в триста граммов и с часовым механизмом Перминов заложил под левую машину, освободил моряков от ветоши. Пока комиссия порта будет ломать голову, по какой причине разорвался двигатель, а главное, почему два вахтенных решили его завести, они, дай бог, будут далеко от этих мест. Сильный огонь съест не только тела, но и отдельные части машин и латунный корпус мины.

Ровно в шесть тридцать Перминов тронул ПСД с места, подняв со дна тучи ила и мелкого песка. Сейчас он молил бога только об одном: чтобы не пришли до семи пятнадцати (время, на которое был установлен часовой механизм взрывателя) моряки с толкача. Это было равносильно провалу.

Когда над головой нависла тень «Мазендеранского тигра», Сергей опустил носитель точно под ним.

В шесть пятьдесят рейдовый буксировщик закачался — по всей видимости, на борт садился караул; его состав — двадцать шесть человек.

«Ну еще двадцать пять минут, — нервничал Перминов. — Дай, господи, эти двадцать пять минут».

О друге не думал. Словно и не существовало его вовсе. Лишь ночью пару раз пришли мысли о Якове, и то Сергей постарался отогнать их прочь. К тому же всегда в его видениях позади друга он отчетливо видел красивое лицо его жены. "Знаешь, что я подумал, когда впервые увидел тебя? Я подумал: «То, что надо». Неправда. Это сейчас он так сказал бы. А тогда никаких слов не находилось, он просто смотрел и не мог оторвать от нее глаз.

«Еще пятнадцать минут дай!» — требовал Сергей, уже предчувствуя, что удача на его стороне: он только что привел в действие двигатель транспортировщика и пошел под килем рейдовика.

* * *

Старпом и второй штурман толкача возвращались на судно, мягко говоря, помятыми. Вчера они подцепили в порту первоклассных, как показалось поначалу, девочек, и вечер затянулся далеко за полночь. А та перешла в туманное утро. У старпома настроение было отличное, у штурмана — отвратительное: такое количество засосов на своей груди он еще ни разу не видел. Вообще не видел столько даже в самом пошлом американском порнофильме. Проститутка постаралась на славу, словно он заплатил ей для того, чтобы она наставила ему на шею и грудь такие «банки». А он даже ничего не чувствовал.

Поведение девки оказалось отнюдь не легким.

— Вот это компрессия у нее! — от души веселился его товарищ, увидев плоды творения местной шалавы. — А как насчет тяги в другом месте?

— Пошел ты, пошел! — ругался штурман. А еще вчера был так весел и кричал с полубака: «До причала тридцать! Швартовы с правого борта готовы!» Теперь вот с обоих бортов готовы. Ему завтра с невестой встречаться, а тут?.. Заболел, мол?

— А что, — поддержал его беззаботный товарищ, — скажи ей, что привез из Казахстана местную лихорадку. Туземную эболу. Точно.

Штурман глянул на часы: пять минут восьмого. Ступил на трап, и его качнуло. Он перегнулся через поручни, и его вывернуло. К запаху рвоты примешался сильный дух солярки. Такое чувство, что он вчера хлестал ее прямо из бака.

Он позавидовал своему товарищу, который, наверное, дрых в своей каюте или в рубке, куда частенько забирался. Вот у кого ни одного засоса! Если только вахтенный матрос не расстарался.

И все же запах соляра был сильный. Штурман, ступив на палубу, неровной походкой направился к машинному отделению. Глянул под ноги. Что за черт? Палуба блестит так, словно ее надраили... Он нагнулся. Ну точно — солярка. Предчувствуя неладное, он открыл дверь и стал осторожно спускаться в машинное отделение. Старпом крикнул: «Куда ты?» Штурман махнул рукой — пошли за мной.

* * *

Еще пять минут... Перминов снова глянул на наручные часы. Он вел транспортировщик механически, словно «присосался» на нем к днищу рейдовика. Скорость — три узла. Вчера была чуть побольше. Но если бы лоцман нарушил инструкции и повел бы толкач с баржой с большей скоростью, итальянский носитель, на максимуме выдающий не больше четырех с половиной (чуть больше восьми километров в час), не успел бы за ним. Собственно, расчет был именно на дисциплинированность лоцмана военного порта, там к лихачеству отношение строгое.

Еще пять минут...

Судя по всему, первый (его еще называли нефтяным) причал остался позади. Сейчас рейдовый буксировщик с караулом на борту должен увеличить ход. И все. Его уже не вернут, даже если прогремит взрыв. А до него осталось три... нет, еще три с половиной минуты.

* * *

Штурман поскользнулся на трапе и, съехав вниз на заднице, едва не уперся ногами в станину дизеля. Как ни странно, вид лежащего на полу товарища не возымел нужного эффекта. Первая мысль злорадная: нажрался. Буквально в угар. В машинном отделении дышать было нечем. На полу лужи соляры, вот и шланг подачи топлива порезан — видно с первого взгляда.

Но трезветь штурман начал быстро, очень быстро. Он вскочил на ноги и наклонился над телом товарища. Перевернул его на спину, увидел на рубашке засохшее пятно крови. Взгляд его метнулся еще дальше, наткнулся на ботинки, скорее всего, вахтенного матроса. Тоже мертв — как-то спокойно подумалось штурману.

Но его спокойствие испарилось мгновенно, и он закричал во всю глотку:

— А-а!!

Ничего членораздельного, лишь протяжное, волчье завывание. Если бы он мог видеть часовой механизм взрывателя, он бы закричал еще громче.

Оттолкнув окаменевшего старпома, он бросился наверх, но снова поскользнулся на трапе и больно ударился о ступеньку носом. Пошла кровь. Закрывая нос рукой, он все же успел выскочить из машинного отделения, и первое, что увидел, — группу товарищей, подходивших к трапу: капитана и механика. Он оторвал окровавленную руку от лица и указал назад:

— Там...

* * *

Часы на руке Сергея показывали семь часов четырнадцать минут. «Наша пошла!» Даже ощутил в руках дрожь. Подводные часы и часовой механизм взрывателя работали синхронно. Еще пять-десять секунд, а Сергей уже через плечо показывал большой палец Андрею Кашинскому. Тот сжал его, давая понять: рано, еще не время.