Помню, что на стене висел огромный портрет императора в чёрной форме Звёздного легиона.

Помню, что Алан заметно нервничал. Много улыбался и ёрзал в кресле. На фоне ледяного спокойствия Райто и Акены его суетливость особенно бросалась в глаза.

Договора были не на электронной бумаге, а на настоящей, плотной и приятной на ощупь. Их положили в красную бархатную папку с золотым тиснением.

Потом внезапно оказалось, что у приёма кроме официальной части есть ещё неофициальная. Имперские министры встали и откланялись, а государыня сделала жест рукой, и одна из стен залы отошла в сторону. За нею открылся зимний сад. Я подумал, что любовь императрицы к садам оказала большое влияние на архитектуру офисных гор и некоторых астероидов, вероятно, тоже.

Акена милостиво улыбнулась и взяла меня под руку.

Журчали фонтаны, благоухали крупные, по виду – не земные цветы, небо яснело, разгорался день, и стёкла-хамелеоны постепенно затуманивались. Мы шли по песчаной дорожке, и я думал, что Алан несколько комплексует из-за своей подчинённой роли. Потому-то он так любит разыгрывать повелителя мира и злоупотреблять властью. На «Поцелуе» он бог, а на Сердце Тысяч всего лишь наёмный работник. Госпожа Тикуан держит его в ежовых рукавицах.

– Я понимаю вас лучше, чем вы думаете, – вдруг сказала она.

Я взглянул на неё с вопросом.

– Вы ведь не знаете, что значит «орбитал», – продолжала Акена. – Я родилась уже на Сердце и в семье принцессы, но и моя мать, и дед, и все предки были орбиталами. Планетники считают орбиталов людьми второго сорта.

– А жители внутренних сфер считают таковыми жителей внешних, – ответил я.

– Именно, – кивнула Акена. – А мантийцы – всех немантийцев. Это базовое. Я говорю о том, что Тикуаны не принадлежали к элите общества. Собственно, элита не служила в армии, туда шли орбиталы, провинциалы и маргиналы.

– Так дела обстоят и сейчас, – заметил я.

– Верно.

Акена помолчала и добавила:

– Я чувствую к вам некую интуитивную симпатию. Вы из тех людей, которые пошли против всех и силой взяли власть, не потому, что жаждали её, а потому, что знали, что с ней делать. Так поступил и мой дед.

Я ничего не ответил. Акена Тикуан была полной противоположностью Йеллену, она никак и ни в чём не играла – она могла позволить себе искренность. Она была честна перед собой и окружающими, но эта безусловно положительная черта характера не делала её привлекательнее. Искренняя жестокость, нетерпимость и склонность к тирании…

– Хотя возможно, – продолжала она, – всему виной наши социологи. Они писали о вас такие отчёты, что я сейчас смотрю на вас, как на сказочное существо.

Я не без иронии уточнил:

– На члена военной хунты?

Акена засмеялась.

– Среди вас один-единственный офицер, – сказала она, – и тот офицер войск связи. Какая вы военная хунта! Но вы выиграли войну, потому что люди пошли за вами. Так Сверхскопление когда-то сплотилось вокруг императора. И я уважаю вас.

Я промолчал. Я смотрел на неё, ожидая продолжения. Акена остановилась – в центре сада, возле большого фонтана и скамеек – и обернулась ко мне. У неё были красивые зелёные глаза с коричневыми крапинками: словно лист мяты, присыпанный корицей.

– Сколько времени потребуется для подготовки личного состава? – спросила она. В голосе звякнул металл.

– Зависит от того, сколько бойцов вам потребуется. И что вы вкладываете в понятие подготовки.

– Разъясните, – велела она.

– Насколько мне известно, вы хотите получить аналог Звёздного легиона, – сказал я. – Но никому в точности не известно, чему учили легионеров. Даже кэ-система утрачена.

– Это не важно, – Акена сделала жест, словно отметала все возражения. – Если вы хотите, то получите секретную документацию Легиона, – пообещала она, – но на деле всё намного проще. Мне нужны люди, способные противостоять Манте – противостоять Манте в собственных умах. Как? Эта тайна известна вам, а не мне.

Мы говорили ещё пару минут, но о чём – я не помню. Потом императрица вызвала регионального директора семнадцатой сферы; тот появился мгновенно, должно быть, ждал под дверью. Директор был новый. Прежнего до революции часто показывали в наших новостях, немудрено – он был местный царёк. Он потерпел неудачу, не угодил гендиректору и был смещён или, наоборот, добился успеха и переехал работать во внутренние сферы? Скорее первое. Семнадцатая сфера внезапно стала самым важным направлением регионального развития.

Новым директором оказался поразительно молодой и поразительно костлявый мальчик, настолько бледный и белокурый, что издали впору принять за альбиноса. Карие глаза его светились жутковатым умом. Его звали Кун Шадру. Императрица представила нас друг другу, и на этом аудиенция закончилась. Господин Шадру отправлялся на Сканию, уроженцем которой был. Он изъявил готовность перебраться на Циалеш, но я уверил его, что в этом нет необходимости. Итак, по всем вопросам нам следовало обращаться к нему.

Как и куда я вышел из сада – не помню совершенно. По дороге я думал о каких-то важных вещах, но их тоже забыл. Меня кто-то сопровождал, указывал дорогу. Люди вокруг казались тенями. Ощущение реальности вернулось ко мне только в лифте. За стеклянной дверью лифта к тому времени уже белела стоянка. На ровно светящихся под солнцем её плитах стоял унимобиль исполнительного директора, а рядом курил Эрвин.

Облака разошлись. Яростное солнце столицы засверкало во всю мощь. Высоко на офисных пиках сиял снег горнолыжных курортов, внизу горело и искрилось тёплое море в оправе пляжей. Бескрайние прекрасные леса лились по ветру живым изумрудом. Планета была страшно перенаселена, саму жизнь на ней и каждый метр её сказочных пейзажей обеспечивали технологии баснословной дороговизны, но в лесах Сердца водились дикие звери… Бесстыдная красота богатства резала глаза.

Вспомнилась почему-то хроника, кадры из которой вставляли в каждый второй фильм о войне – те кадры, где башни силовой защиты плавились под обстрелом, орбитальные станции рушились на поверхность, а в подземные города прекращал поступать воздух. «Теперь это кажется спецэффектом, – подумал Николас, – но это было на самом деле, просто очень давно, семьдесят лет назад. Только старики помнят Битву за Сердце, старики и мантийцы… Акена не знала войны, – думал он, – Акена росла внучкой живого бога, всепобедителя. Вряд ли она понимает, во что выльется её затея.

Остаётся только надеяться, что ни одна из сторон не пойдёт до конца.

Мантийцы живут долго. У них старики не уходят со сцены, – вспомнил Николас, – они только влиятельнее становятся. На Мантах многие помнят страшный разгром шестидесятилетней давности. Кажется, если нет агрессии, то не должно быть и животного желания отомстить… Хотя кто их знает».

Машина поднималась всё выше, почётный эскорт отступал красивым веером. Из атмосферы унимобиль должен был выйти уже без сопровождения. На посадочной платформе ждал «Тропик», и сладким яблоком манили впереди три недели – три недели без связи с миром, на роскошном круизном лайнере… «Нужно связаться с Доктором до отлёта, – подумал Николас. – Три недели – это долго. Интересно, что он думает по поводу нашего интервента. Он сказал, что у него имелись какие-то догадки».