Энн и Брок втыкали изюминки и орешки во множество имбирных пряников в виде человечков.

— Папа! — При виде отца глаза у Энн просияли. — Вы пришли помочь нам?

Джон улыбнулся:

— Нет, но я пришел пробовать. — Он бросил взгляд на грудь Холли, эффектно обтянутую зеленым платьем,

На щеках ее вспыхнул румянец. Стараясь изо всех сил не замечать его, она взяла скалку и принялась раскатывать имбирное тесто. Холли выглядела гораздо более съедобной, чем подгоревшее печенье. Волосы, заплетенные в косу, были скручены сзади в скромный пучок, но отдельные прядки выбивались из прически. Ее изящный носик был перепачкан мукой, что очень тронуло Джона. Она продолжала энергично раскатывать тесто.

— Вот, попробуйте! — Энн протянула ему печенье из той партии, что остывала на противне,

Джон откусил кусочек и заметил, что Холли наблюдает за его реакцией. Он облизнул губы и солгал, как и полагается всякому галантному поклоннику:

— Хм-м! Очень вкусно.

— Правда? — Энн недоверчиво выгнула бровь.

— Я съел десяток. — Брок нахмурился и почесал живот. Зачем Броку нужно устраивать себе такие мучения? Джон проглотил печенье, запил его молоком из чашки, стоявшей рядом, и заключил, поддразнивая:

— О чем вы думаете, разрешая моим детям есть печенье, пока их не затошнит?

— Боюсь, что это-то и есть самая веселая сторона в приготовлении печенья.

Он улыбнулся ее словам, поставил чашку и повернулся к Броку:

— Я думаю, тебе лучше прекратить заниматься выпечкой, иначе понадобится доза желудочного снадобья Данна.

Энн и Брок переглянулись с таким видом, словно их пытают на дыбе.

Джон усмехнулся:

— Брок, отвези сестру в гостиную. Там сейчас Принта, он отнесет ее наверх.

— Хорошо, папа. — Упоминание о микстуре Данна заставило его двигаться с такой быстротой, какой Джон еще никогда не замечал у своего младшего сына.

Брок подбежал к креслу Энн и схватился за поручень.

— Подождите. — Холли положила на тарелку три печенья. При соприкосновении с глиняной поверхностью они загремели точно камни. Холли протянула тарелку Энн. — Передай, пожалуйста, Драйдену. Он не станет их есть, если узнает, что я испекла, но съест, если вы ему скажете, что сами приготовили специально для него.

— Хорошо, мы так и сделаем. И держу пари, что он поведет себя как свинья и засунет в рот все три за раз.

— И подавится, — пробурчал Брок, выталкивая кресло из кухни.

— А я видела, как он один раз запихнул в рот целое яблочное пирожное, — добавила Энн.

Брок понизил голос, но все услышали, как он сказал:

— Да, только его сделала не Холли.

Джон обернулся, чтобы посмотреть на реакцию Холли, но та улыбалась, вовсе не задетая замечанием Брока.

— Печенье только немножко подгорело, — прошептала Энн.

Тут голосок Энн стих, потому что Джон закрыл за детьми дверь и запер.

— Что вы делаете?

— Просто хочу, чтобы нам никто не помешал немного побыть наедине.

— Почему? — Холли широко раскрыла глаза, большие, как у лани.

— Потому что я весь день хотел побыть с вами. — Он улыбнулся, обошел вокруг кухонного стола, пожирая ее взглядом.

Холли увидела, как он направляется к ней, и попятилась.

— Не смотрите на меня так. Когда вы так на меня смотрите, обязательно что-то случается. Вы ведь пришли сюда не для того, чтобы попробовать печенье, да?

— Только то, что испекли вы, — ответил он, выгнув брови.

Она схватила жестянку с мукой. Жестянка не имела крышки, и Холли держала ее на вытянутой руке.

— Не начинайте. Вчерашняя ночь была ошибкой.

— Мне так не кажется. — И он сделал два шага по направлению к ней.

— Уверяю вас, ошибкой. Я никогда не выйду за вас замуж. — Она отошла на два шага и прижала к себе жестянку.

— Вы моя, Холли, и я не отпущу вас так легко. Она уперлась спиной в стену и оглянулась.

— Не подходите, не то, клянусь, я запулю в вас жестянкой.

— Пустая угроза. — И он протянул к ней руки.

Она запустила в него жестянкой с мукой. Джон присел, но слишком поздно. Жестянка попала ему в плечо, мука высыпалась на лицо, галстук, а потом…

Звяк! Жестянка шлепнулась на пол позади него.

Он постоял, стряхивая муку, удивленный такой ее храбростью, а потом улыбнулся.

— Вы же понимаете, что начинаете войну.

И он взял со стола кувшин и вытряхнул содержимое ей на голову.

Черная патока потекла по ее волосам, по шее, попала в глаза.

— Ах какая низость! — воскликнула Холли, вытирая глаза.

— До, но зато вкусно. — Уголки его рта приподнялись в улыбке.

— Сейчас я вам покажу, как вкусно. — Она сунула руку в горшок с маслом, вытащила кусок и швырнула прямо ему в лицо, размазала по шее и не остановилась до тех пор, пока ее рука не добралась до галстука. Тогда она вытерла руку о лацкан его фрака и подытожила: — Вот так. Немного воды — и на вашем лице можно будет замесить тесто.

Испытывая такое удовольствие, какого ему еще никогда в жизни не приходилось испытывать, он попробовал языком масло у себя на губах.

— А вашей новой прическе тоже чего-то недостает. — И он схватил со стола миску с яйцами и надел ей на голову.

Когда он перевернул миску, яйца разбились, и их содержимое потекло по ее лицу, шее и закапало на платье.

— Стало гораздо лучше, — прокомментировал он и поставил миску на место.

К носу Холли прилипла яичная скорлупа. Она стерла ее, потом огляделась в поисках, чем бы еще запустить. Но все миски были пусты.

— Боеприпасы кончились? — насмешливо выгнул бровь Джон.

— Наверное, к лучшему, — отозвалась Холли, глядя на его лицо и усмехаясь. Ямочки ожили на ее щеках.

Он понимал, что вид у него комический. С мукой, покрывающей лицо так, что он еле мог видеть что-либо, он чувствовал себя неуютно. Масло свисало с его ресниц и сползало по носу и щекам.

— Не знаю. Я бы с удовольствием еще чем-нибудь в вас запулила, — известила Холли, проводя языком по своим полным алым губам.

Он тут же пришел в возбуждение от движения ее губ.

— Может, лучше заключить перемирие? — Он притянул ее к себе и поймал соблазнительные губы.

Джон ощущал вкус патоки у нее на губах. Дрожь пробежала по ее телу.

Он никогда еще не целовал женщину, губы которой покрывала патока. Липкое тепло усилило податливость губ.

— Роскошный вкус, — оценил он, его руки скользнули к ее груди, обхватили и принялись ласкать.