– Что, неужели боишься? – зловеще шепнул Аспен в мою макушку, и я оглянулась.

– Конечно нет, что за странный вопрос?

Он сел на мотоцикл и протянул мне шлем. Я неумело справилась с ним, затем перекинула сумку через плечо и устроилась на сиденье, сцепив на животе Аспена пальцы в замок. По его подтянутому телу от моего прикосновения побежали мурашки, и я вспомнила слова Мэнди. Она сказала, что Аспен принимает наркотики.

Когда мотоцикл рванул с места, я зажмурилась, вспоминая слова отца: «Страха не существует. Он здесь, в твоей голове». Страха не существует. Я должна помнить. Я должна помнить об этом, чтобы выжить.

– Так ты сможешь победить собственных демонов.

– Айрленд! – Я вздрогнула, просыпаясь. Аспен стоял рядом со мной с неподдельным выражением ужаса на лице.

– Что? – удивилась я. – Что такое?

– Ты уснула!

– Правда? – Я удивилась еще сильнее, затем заметила свой шлем у парня в руке. Соскочив с мотоцикла, я прочистила горло и с фальшивым энтузиазмом произнесла: – Повезло, что я не упала.

– Это точно, – протянул Аспен, с сомнением оглядывая меня с головы до ног. Я видела по глазам, что у него на языке крутится какое-то язвительное замечание, но он сдержался. Пока мы несколько секунд молча смотрели друг на друга, начался дождь. Огромная холодная капля упала Аспену на щеку и стекла к подбородку. Он вытер ее ладонью и хмуро произнес:

– Иди домой, Айрленд.

– До встречи, Аспен. Твою рубашку верну в следующий раз. И шарф, – добавила я, но парень не услышал, потому что надел шлем и сел на мотоцикл. Кивнув мне на прощание, он отъехал от особняка, а я, втянув голову в плечи, бросилась во двор и бегом в дом. Оказавшись в тепле, я привалилась спиной к двери и, зажмурившись, сжала пальцами горло.

Я не убийца. Я не убийца. Я не убийца.

Страх лишь в моей голове. Его не существует. Он нереален.

– Кая.

Уже в который раз за день я испугалась, услышав собственное имя. Ной стоял у лестницы, напряженно прижав руки к бокам. Лицо у него было такое, что я сразу поняла: передо мной человек, который знает то, чего никто не должен знать. И хотя в прихожей было темно и было слышно только гром снаружи, я увидела во взгляде Ноя тревогу и услышала незаданные вопросы.

– Все хорошо, – тихо ответила я, имея в виду совсем другое и взглядом задавая немой вопрос. Ной не ответил на него. Он не сказал, ни кто он, ни как он со всем связан – молча подошел ко мне, выразительно поглядев на рубашку Аспена, рукава которой я подвернула.

– Где твоя одежда?

Я отделилась от двери, ощущая, что тело отяжелело. Шарф был колючим и влажным. Я стянула его, сжав в кулаке, швырнула на тумбочку, затем склонилась к ботинкам, а Ной воскликнул, спохватившись:

– Ты же замерзла! – и рванул в гостиную за одеялом. Когда он попытался через минуту укутать меня в кокон, как заботливый родственник, мы на секунду встретились глазами. Я раздраженно выпуталась, приказав:

– Хватит. Оставь меня в покое.

– Что с тобой? – Ной будто обжегся о мои плечи, отдернул ладони. Я почувствовала себя насквозь фальшивой. – Ты в порядке, Кая?

– По-твоему, я могу быть в порядке? Я буду, когда ты скажешь, почему я оказалась здесь вместо Румынии, и когда ты признаешься, что замышляешь и в чем конкретно замешан. Где ты был эти два дня?! – внезапно спросила я и больше, чем Ной, удивилась сорвавшемуся с языка вопросу. Он лишь небрежно пожал плечами в своей обычной манере.

– Я спал.

– Ты спал, – повторила я ледяным тоном. По спине побежали мурашки, потому что Ной вновь стал настоящим. Все показные эмоции, делавшие его обычным парнем, испарились. Вновь промелькнула мысль, что он другой. Не нормальный. Он не такой, как другие люди, он такой, как я. А что, если я подозреваю его так же необоснованно, как меня подозревают Аспен и все остальные? Но нет, я не хотела об этом думать, хотела хоть на кого-нибудь разозлиться. Но это не я, не настоящая я.

Устало вздохнув, я сжала одеяло на груди в кулак и прошла мимо Ноя к лестнице, пробормотав:

– Прости. Не важно, где ты был, забудь.

– Да что с тобой?

– Ничего, – ответила я не оборачиваясь. – Ты прав, зря я набросилась. Я просто… устала.

Я сжала зубы, отгоняя слезы.

Я просто устала. Очень сильно устала.

* * *

Аспен попал домой поздно вечером – после того, как уладил дела с машиной Айрленд. За окном зарождалась тьма. Свет редких фонарей едва пробивался сквозь ливень, поэтому квартира встретила его тишиной и сумраком. Он разулся, не включая свет, стянул куртку и прошел в спальню. Там ничком упал на двуспальную кровать. Несколько секунд лежал так, потом перевернулся на спину, достал из тумбочки пузырек со снотворным и принял сразу две таблетки. Ощутив себя увереннее, он расслабился, положил голову на подушки, закрыл глаза и сложил руки на животе.

Его жилистое тело окутало удивительное тепло – вплоть до этой секунды Аспен даже не подозревал, что замерз. По телу прошла дрожь. Аспен забрался под одеяло и застыл в одной позе, не в силах пошевелиться. Его сковал сон.

… Десять, девять, восемь, семь…

За окном прогрохотал гром.

… Пять, шесть…

– И он бьет меня.

Аспен распахнул глаза. Он не был в постели. Он даже не был в своей комнате.

Он не в этой реальности.

Он сидел на диване в кабинете психолога, который находился на седьмом этаже административного центра университета. За столом расположилась доктор Альма Сивер, очевидно вернувшаяся из своей незапланированной поездки в Венецию. Иногда доктор Сивер проводила семинары в университете, но в основном она работала в психиатрической лечебнице в Старом городе. С другой стороны стола сидела Кэм Скалларк, но она была совершенно другой: девушка, которую Аспен видел в университете, была обаятельной и веселой, эта – печальной и скованной.

– Как часто он бьет тебя, Камилла? – спросила доктор Сивер, наклоняясь над столом и сцепляя длинные пальцы в замок. Доктор Сивер была молода и красива. У нее были светло-рыжие волосы, отливающие медью, искрящиеся озорством глаза и ямочки на щеках. Но только не на работе. Сейчас доктор Сивер была в своей стихии: собранная, решительная, настойчивая.

Аспен хмуро слушал их беседу и запоминал каждое слово. Он догадывался, что история Скалларк начинается здесь и сейчас – когда она открывается Альме, когда выкладывает перед ней свою историю – ту историю, которую говорили все жертвы маньяка. Аспен понял, что Скалларк будет следующей.

И если я немного подожду, – думал он, – я увижу его лицо.

– Мы можем не говорить об этом? – спросила Камилла, пытаясь звучать смело, но в тоне все равно сквозили жалость и стыд. Аспен видел, что ей неловко, видел, что она то и дело опускает взгляд и смотрит на свои колени, обтянутые коричневой шерстяной юбкой, а иногда принимается теребить кончик тяжелой косы, перекинутой на грудь. Аспен понимал Скалларк, но он так же знал правила и знал Альму: та будет давить, пока не добьется своего, пока не узнает самые сокровенные секреты – те, которые боишься обсуждать даже с самим собой.