«Ни нашему корреспонденту, ни смелым предприимчивым джентльменам из Матлока, Бакстона и других городов не удалось осуществить того, для чего они спустились в долину, а именно проверить истинность удивительного рассказа доктора Джеймса Хардкасла, исследовав все закоулки пещеры. Селяне взяли дело в свои руки и, приступив к работе ранним утром, заложили вход в штольню. Туннель начинается крутым спуском. Многочисленные усердные руки перекатывали вниз большие булыжники до тех пор, пока шахта не была надежно запечатана. Этим заканчивается история, так взволновавшая жителей округи. Мнения относительно сути произошедшего резко расходятся. С одной стороны, доктор Хардкасл нездоров: медики отмечают, что при туберкулезе не исключено поражение мозга, способное вызывать галлюцинации. Влекомый своей навязчивой идеей, больной мог забрести в шахту, упасть среди камней и таким образом получить телесные повреждения. С другой стороны, в долине на протяжении нескольких месяцев бытовала легенда о странном существе из штольни. По мнению местных фермеров, рассказ доктора и его травмы неопровержимо подтверждают эти слухи. Таково нынешнее положение дел, которое, очевидно, никогда уже не изменится, ибо окончательное разъяснение вопроса теперь представляется нам невозможным. Человеческий разум не в силах дать научное обоснование событиям, якобы произошедшим в штольне Синего Джона».

Пожалуй, прежде чем публиковать эту статью, «Курьеру» следовало бы направить репортера ко мне. Никто не имел возможности обдумать мое приключение так серьезно и тщательно, как я сам, поэтому мне, наверное, удалось бы разрешить некоторые противоречия и сделать свой рассказ более доступным для научного осмысления. За неимением другой возможности высказаться, я изложу здесь единственную гипотезу, способную, как мне представляется, пролить свет на факты, истинность которых установлена мной на собственном горьком опыте. Моя версия может показаться крайне маловероятной, но едва ли кто-нибудь возьмется утверждать, что предполагаемое мной совершенно исключено.

Итак, на мой взгляд (я писал об этом еще до рассказа о своих приключениях в штольне), в данной части Англии имеется обширное подземное озеро или море, питаемое многочисленными потоками, протекающими сквозь известняк. Там, где скапливается вода, должны быть испарения, туманы и дожди, а значит, не исключено появление жизни, как растительной, так и животной. Она могла зародиться на заре истории планеты от тех же корней, что и известные нам виды, если в ту пору подземный и надземный миры имели более легкое сообщение. Впоследствии, вероятно, под землей развилась собственная флора и фауна. В частности, появились монстры, подобные тому, которого я видел. Могу предположить, что это древний пещерный медведь, чрезвычайно увеличившийся в размерах и видоизмененный новой средой обитания. На протяжении многих тысячелетий жизнь под землей и над землей протекала разобщенно, приобретая все более различные формы, но в какой-то момент в горной породе образовалась трещина, позволившая одному из глубинных обитателей выйти наружу через римскую штольню. Как и все живущие там, куда не доходит свет, он утратил способность видеть, но природа возместила ему отсутствие зрения. Безусловно, чудовищу был доступен иной способ ориентирования в пространстве и поиска добычи на склонах холмов. Почему оно выбирало для своих прогулок безлунные ночи? Я объясняю это тем, что солнечные лучи причинили бы боль огромным белым зрачкам. Пещерное существо только тогда могло терпеть наш мир, когда он погружался в кромешную тьму. Возможно, именно свет моего фонаря спас мне жизнь в то ужасное мгновение, когда мы с монстром оказались друг напротив друга.

Такова, на мой взгляд, разгадка тайны. В своем дневнике я изложил для вас факты, и теперь вы все вольны толковать их или же в них сомневаться. Но ни вера ваша, ни ваше неверие не изменит событий, однажды произошедших, равно как и не взволнует того, чей путь уже почти завершен.

Так заканчивается странный рассказ доктора Джеймса Хардкасла.

1910

В тот год (происходило все в тысяча восемьсот семьдесят восьмом) добровольческая кавалерия южных графств центральной Англии расположилась для учений близ Лутона, и вопрос, который мучил всех до единого в лагере, заключался не в том, как лучше приготовиться к войне в Европе, а как найти человека, которого не уложит за десять раундов сержант ветеринарной службы Бэртон. Громила Бэртон, как его называли, был девяносто килограммов костей и мышц, и от легкого шлепка его руки обычный смертный падал без чувств. Нужно было во что бы то ни стало найти ему партнера под стать, потому что он уже задрал нос выше собственной драгунской каски. Для этого и отправили Фредерика Мильберна, баронета и офицера, известного больше под прозвищем Бормотун, в Лондон – узнать, не согласится ли кто-нибудь из столичных боксеров приехать сбить спесь с самоуверенного драгуна.

Боксерский ринг тогда переживал свои худшие времена. Прежние кулачные бои прекратили в бесчестье свое существование, задушенные мерзкой толпой всяческого отребья, которое, околачиваясь вокруг ринга, несло позор и гибель достойным боксерам, сплошь и рядом скромным, по смелости и мастерству до сих пор не превзойденным героям. К честному любителю спорта, которому хотелось просто видеть бокс без перчаток, как правило, липли негодяи, и защититься от них у него не было никакой возможности, поскольку, будучи зрителем, он сам оказывался участником того, что по закону считалось правонарушением. Его могли раздеть среди бела дня, отнять у него кошелек, а если он этому противился, ему могли даже размозжить голову. Увидеть бокс мог лишь тот, кто был готов проложить себе дорогу к рингу палкой или хлыстом. Неудивительно, что посещать эти встречи стали только те, кому было нечего терять.

Эра специально отведенных для бокса помещений и разрешенных законом боев в перчатках тогда еще не наступила, и бокс пребывал в каком-то странном, неопределенном состоянии. Невозможно было его контролировать и так же невозможно было с ним покончить, ибо ничто другое не влечет к себе среднего британца с такой неодолимой силой. Поэтому встречи боксеров устраивали в конюшнях и в амбарах, ездили проводить их во Францию, тайно собирались ради них на рассвете где-нибудь за городом, в глуши, и потому же пышно расцвели всякого рода эксперименты и отклонения от правил. Сами боксеры опустились до уровня той обстановки, в которой проходили встречи. Открытый, честный бокс стал невозможен, и на первое место в списке победителей попадал тот, кто громче других хвастал своими победами. Лишь по ту сторону Атлантики появилась могучая фигура Джона Лоренса Салливена, которому судьбой было предначертано стать последним чемпионом старого бокса, без перчаток, и первым чемпионом нового.

Учитывая сказанное, понятно, что капитану добровольческой кавалерии, так любившему спорт, оказалось не слишком-то легко найти в боксерских салунах и в тех пивных Лондона, где собираются любители спорта, такого человека, который наверняка управился бы с огромным сержантом ветеринарной службы. В конце концов сэр Фредерик остановил свой выбор на Альфе Стивенсе из Кентиш-Тауна, восходящей звезде средней весовой категории; этот боксер не знал еще ни одного поражения и в самом деле мог рассчитывать на звание чемпиона. Его профессиональный опыт и мастерство вполне возмещали разницу в двадцать килограммов между громадиной драгуном и им. Надеясь на это, сэр Фредерик Мильберн его и нанял, а затем приготовился отвезти в двуколке, запряженной двумя быстроногими серыми лошадьми, в лагерь добровольческой кавалерии. Они должны были выехать к вечеру, переночевать в Сент-Олбансе и прибыть в кавалерийский лагерь на следующий день.