– Погоди, – остановил его Трегрей.

– Чего годить-то? – не понял Двуха. – Минутное дело.

Окно на первом этаже открылось, выпустив облако пара. Воздвигшаяся в ярко освещенном проеме дебелая тетушка в ночной рубашке, угрожающе потрясая кулаком, распахнула корытообразный рот. Что именно она желала донести до развеселой компании, услышать не удалось – музыка из «японца» громыхала так, что, казалось, сейчас снег начнет осыпаться с деревьев.

– Боевая мадам, – уважительно высказался Двуха. – Не боится, что бутылкой в окно прилететь может. Первый этаж все-таки… Ну что, я пошел? Сомидзе, ты со мной?

Сомик не пошевелился.

– Не думаю, что наше вмешательство необходимо, – проговорил Трегрей.

Музыка вдруг смолкла. Молодец с шампанским покидал бутылки в машину и захлопнул багажник.

– …последний раз предупреждаю, Тамарка! – долетел до парней обрывок тетушкиного восклицания. – Еще один такой концерт – и я точно позвоню! Не веришь? Может, прямо сейчас позвонить?

Девица, с которой враз слетела лихая пьяная веселость, мышкой юркнула в подъезд.

– А вы чего тут забыли? – набросилась тетка на добрых молодцев, и без того порядком стушевавшихся. – Ну-ка, прыгайте в свою катафалку и валите, откуда приехали! Или позвонить?..

– Все, мать, все!.. – примирительно поднял руки молодец у багажника. – Уезжаем, не гони волну! Считай, что нас уже нет!

– Бутылку подберите! Вона лежит! А ты!.. Ты, ты – на кого смотрю! Окурок куда бросил?.. Думаешь, не замечу?..

Через несколько секунд «японца» уже не было у подъезда. Перед тем как исчезнуть, добрые молодцы добросовестно забрали с собой и бутылку, и окурок. Тетушка в ночной рубашке, победоносно сплюнув им вслед, закрыла окно.

– Ни хрена себе… – изумленно растянул Игорь Двуха. – Как они быстро прониклись-то… Вот это я понимаю… гражданская сознательность!

– Скорее, боязливость, – поправил Женя, посмотрел на Олега. – Не сознательность. Что-то мне подсказывает, что вовсе не в полицию эта тетенька звонить собиралась…

– Да сообразил я! – хлопнул Двуха Сомика по плечу. – Не дурак вроде… Что сознательность, что боязливость, – один черт. Главное – работает ведь! Вот так Капрал! Вот так Северная Дружина! Все, что угодно, готов был тут увидеть, но такое…

– Давайте с обсуждениями до завтра повременим, а? – жалобно попросил Женя. – Ну то есть до вечера, как выспимся. Устал я просто невероятно.

– Разумное предложение, – согласился Трегрей.

Дело с заселением в гостиницу «Таежную» уладилось очень быстро – как, впрочем, и предполагалось. Девушка-администратор, полуживая от недосыпа, протянула Олегу ключи от номера и снова опустила голову на регистрационный журнал. Куда – как она полагала – только что записала паспортные данные ранних постояльцев.

* * *

Август 2010 года, окрестности г. Туй.

На скамейке у стены приземистой кирпичной двухэтажки дремал, вытянув ноги, долговязый парень в майке-сеточке и полосатых шортах, очень похожих на обрезанные по колено пижамные брюки. Если бы не повязка с надписью «Охрана» на тощеватом бицепсе, нипочем нельзя было догадаться, что этот увалень, мирно посапывающий, расслабленно шевелящий торчащими из шлепанцев длинными нечистыми пальцами, – страж располагающихся в здании помещений, а не обыкновенный бездельник, случайно прикорнувший понежиться под ленивым августовским солнцем.

«Администрация города Ольевск Туевского района Новосибирской области» – оповещала выцветшая табличка над крыльцом двухэтажки.

Приглушенный рык двигателя подъехавшего автомобиля сподвиг долговязого на незамысловатые действия – он вяло шаркнул шлепанцами по асфальту и приоткрыл один глаз. Впрочем, уже через секунду активность парня от адажио взлетела сразу до престо. Он вскочил, одернул майку, вытянулся по стойке смирно, потом с размаху шлепнулся обратно на скамейку, потом снова вскочил – и вдруг заскользил за угол здания ольевской администрации, почему-то приставным шагом – может быть, потому, что не хотел поворачиваться к приехавшим спиной.

Четверо из автомобиля, держась тесной группой, направились прямо к единственному входу в двухэтажку.

Долговязого стража можно было понять. Четверо эти выглядели сильно. Одеты они были в одинаковые черные рубашки с закатанными по локоть рукавами, черные брюки, заправленые в черные же высокие армейские берцы. Коротко стриженные головы покрывали черные береты, с аккуратной лихостью скошенные на правый бок; на беретах и на матово-темных пряжках широких ремней четко прочитывалась эмблема – агрессивно-угловатое изображение (стилизованное, видимо, под вырезанное из камня) сжатого кулака; над кулаком полукругом было выбито «Северная…», а под кулаком, полукругом же, но обращенным вниз – «…Дружина»; у одного из четверых, того, что постарше, имелась на рукаве нашивка «РВ», у остальных на нашивках значилось: «Д». В общем, вид у этих парней был таков, что, хоть они оружия при себе не имели, вступать с ними в какие-либо конфронтации категорически не хотелось.

Охранник не успел убежать далеко.

– Поди-ка сюда, служивый! – окликнули его.

Боязливо пожимаясь, тот вернулся. И тотчас получил приказание:

– Пробегись по ближайшим дворам, оповести людей, что сей момент у здания администрации общее собрание состоится. Пусть те, кому сообщишь, сами родне-знакомым позвонят. Понял?

– По… понял… – согласно проквакал долговязый.

– Исполняй.

Поднявшись по ступенькам крыльца, четверка беспрепятственно вошла в гудящий прохладой кондиционера длинный коридор с вереницей кабинетных дверей по обе стены. Остановить парней никто и не пытался. Престарелый вахтер, завидев четверку, нырнул за свою стойку, оставив на обозрение лишь венчик седых волос, тут же заколыхавшийся на сквозняке, а попавшийся навстречу мужичок с пухлым портфелем в руках немедленно сменил направление и попытался шмыгнуть в ближайший кабинет. Дверь кабинета оказалась заперта. Тогда мужичок отвернулся к стене и сделал вид, что чрезвычайно занят изучением стенда с фотографиями, подписанного: «Лучшие люди Ольевска».

Четверка проследовала на второй этаж.

Там, у напольной пластиковой кадки с проржавевшим фикусом, бормотала что-то себе под нос, отбивая ритм бадиком по полу, изюмно сморщенная старушка. Заметив парней в черном, она страшно оживилась.

– Обедают они! – провозгласила старушка, подняв клюку в обличающем взмахе. – Три двадцать уже, а они все обедают! – на излете взмаха клюка глухо тюкнулась в дверь кабинета напротив. – С утра тут стою, никак пробиться не могу к ним!..

Костя Кастет, – это на его нашивке белело «РВ», – следовавший во главе группы, чуть замедлил ход. Скользнул взглядом по прикнопленной к двери бумажке, где было размашисто от руки написано: «Обед с 2-х до 3-х», – и вовсе остановился. Молча толкнул дверь – она глухо дрогнула, удерживаемая язычком замка.