наконец, мудрой законодатель, может дать другой предмет склонностям человеческим, и лехко ему будет обратить их к добру, когда всякой найдет собственное свое Благополучие в Благополучии общественном и в исполнении добродетели. Но лехко можно будет разсудить из того, что мы для пользы христианских государей, которыя с нашими тиранами воевали, делали, отступились ли Греки от всех добродетелей, а паче от той, которая побуждает людей пренебрегать собственную свою пользу, жертвовать своим именем, жизнею, детьми своими для спасения своего отечества и подкрепления веры. Венецианцы должны нам ответствовать за всю пролитою нами кровь, когда помогали мы им завоевать Морею. И наше постоянство при трудной и долговременной осаде Скандии[490] будет навсегда славно. Но славный австрийский дом может более всего засвидетельствовать наше усердие и верность, напоминая героический подвиг жителей коронских, которыя погибли за Карла V. Сей светлейший дом не забыл может быть еще что в недавном времяни в 1737 множество Греков жертвовали жизнею в надежде видеть штандарты И. Х. с нова в сих местах водрузенныя; но белградской мир зделал все сии старании тщетными, и лутчие наши надежды в ничто обратил. Не для того напоминаем мы то, что мы были прежде, что мы теперь, и что можем быть вперед, чтоб превозносится тем; но для того чтоб убедить христян братий наших не предать нас на произвол уготованной нам свирепой судьбины. Естли б могло сие способствовать несколько к преклонению сердец их в нашу пользу, то показали б мы им, что любовь к святой христовой вере могла нас более возбудить нежели самая ненависть и бедствы ужасного 300 летняго рабства. Мы знаем, что изполнение должностей наших, а паче еще должности толь святой, надлежит быть для человека праведнаго причиною ко утешению, а не к питанию в нем гордости. Но естли изполнение должности какой требует от того, которой оною изполняет, истребление и преодоление натуральных страстей человеческих, то заслуживает он чрез то почтение и отличность от равных себе. Помыслите, что сколько милионов Греков которыя уже целыя три века в бедности и угнетении живут, могут единым действием своего желания, сделатся друзьями тираннов своих, и разделять с ними их выгоды и преимуществы: но такое состояние приводит в трепет христианина; оно состоит в том чтоб отрещися от христианскаго закона, и изповедовать веру магометову, да сохранит нас бог впредь от сей суетности человеков, как сохранял он нас во время минувших веков! Скоро не останется нам выбирать между отпадением от веры и рабством, но между отпадением и смертью, и сия жестокая крайность непременно будет соединена со всеми варварствами и со всеми природными свирепствами безчеловечных наших тиранов. Сия самая причина, дабы избавить богослужение И. Х. от гонения и свергнуть иго наших мучителей, побуждающая нас прежде приставать то к венецианцам, то к австрийскому дому, вновь возбудила в нас наше мужество, и преклонила к возприятию оружия для непобедимой Героини, царствующей над российанами. Сия славная государыня, которая мудрым своим правлением, и несравненными законами толикое множество подверженных ей народов творит благополучными, которая принуждена была начать войну с турками, потому что они осмелились прежде мир нарушить, кажется, что только для того скорыя победы свои продолжает, дабы истребить общаго врага; и чтоб отдаленнейшия народы разделили с подданными Ея то благополучие, которым они под державою Ея наслаждаются: важность и скорость Ея побед, и усугубляющаяся робость наших тиранов, заставили нас почитать уже блискими минуты нашего избавления. Мы надеялись, что покровительство великодушной сей избавительницы еще раз допустит нас жить под управлением законов, что вольность паки между нами возобновится, и что Греция прежней свой вид получит. Надежда толиких выгод, в один миг изчезла, и весьма основательный страх мучительных изтязаний тиранами нашими нам приуготовляемых, как из отмщения, так и для политических причин, наполнил сердца наши горестию и отчаянием. Мы должны опасаться, чтобы россияне не положили победоноснаго оружия своего из другой причины, нежели из почтения к неприятелю. Да отвратит нас грозящее сие бедство. Нашая конечная погибель есть малейший вред которой от того произойти может. Мы трепещем еще больше о судбе наших одноземцов, которыя довольно будут слабы, чтоб поколебаться ужасом страшных изтязаний, и которыя предпочтут сию бренную жизнь вере И. X. и жизни безконечной (Сии последния строки с лишком Греческия)[491].
То что ныне с нами последовало, когда Турки в безизвестности еще о собственном жребии, могут опасаться возчувствования и справедливаго наказания от победителей своих, ясно оказывает нам, что воспоследует, когда освободясь от всякаго опасения, дадут полное стремление своему мщению и ярости. В Морее мужеский и женский пол, старики и младенцы, винные и невинные, без всякаго различия были рублены. Девицы зарезаны, удовольствовав насильственныя похоти воинов: таковый ужас будет не вероятен для незнающих варварского обычая мщения: церкви заперты, священники побиты, всякое богослужение запрещено под смертною казнию. Произшедшее в Смирне после Чесменской баталии, также и в Фессалонике разнеслось уже по всей Европе. Последнее приключение в Лариссе не разнствует с Морейским, хотя оное случилось единственно по ложному предлогу.
Могут ли договоры, посредства и ручательства принудить Оттоманское правительство обуздать своевольство военных людей? Чего они не учинили из уважения к победоносному неприятелю, не ведая еще чем кончится война, и предвидя возможность, что дорого заплатят за пролитую кровь толикаго числа обезоруженных Християн? Сделают ли они то по силе мирных постановлений, ничего у них незначущих, с людьми, коих они называют неверными, или из опасения удалившагося уже от них неприятеля, и быв при том уверены, что несогласия и зависти между Християнами долженствуют сами собою спасать их во всех пагубнейших произшествиях. Теперь же когда Турецкое правительство решилось уже для пользы государства своего на истребление Греков, почтет оно достаточным во удовольствование посредственников и ручателей одно то извинение что не возможно было обуздать ярости воинов, неприученных к послушанию. Нет сомнения, чтоб истребление наше не было непременным их решением, основанным на пользе государственнаго правительства. И хотя стремления наши при сем случае имели вид всеобщаго желания; хотя учиненное нами для Россиян, учинили бы мы равномерно из привязанности к вере в пользу и всякой другой Християнской державы, и внутреннее удостоверение о том в сердцах наших, тем больше вперяет в нас упование на человеколюбие у всех государей, исповедающих святую Християнскую веру; однако же турки вздумали, что между нами и Россиянами находится ближайшее и лучше сплетенное соглашение, нежели со всякою другою Християнскою областию, и почитают нас за внутренняго своего неприятеля, коего непременно надлежит угасить, дабы не найтись более никогда вовлеченными в подобную пагубу,
