— Мы, тируджайи, в чем-то подобны Старейшим. Мы тоже смотрим во все стороны сразу, и вперед, и назад, только не так далеко.

Сатир помолчал и добавил:

— Только мы не живем вечно. Я думаю, это хорошо. То есть это я так думаю.

Часто Джой проводила чуть ли не целый день в обществе ручейной джаллы. Они вместе плавали, играли под водой в прятки, дремали на мелководье, пригревшись на солнышке. Водяница, как и обещала, научила Джой ловить рыбу голыми руками. Джалла находила чрезвычайно забавным, что Джой не съедает пойманную рыбешку тут же на месте, как это делала она сама, а вместо этого отпускает ее и с восторгом принимается ловить снова. Если не считать плаванья, джалла больше всего любила рассказывать длинные, убаюкивающе запутанные истории о великих бурях, охотах, сражениях и пирах — эти истории ее миролюбивый народ узнавал от речных джалл — и слушать рассказы о странном и поразительном мире, лежащем за Границей. Джалла даже представить себе не могла, что такое компьютер, для чего нужны супермаркеты и что такое продажа недвижимого имущества, но ей все равно нравилось слушать об этом снова и снова. Впрочем, зато она разбиралась в братьях и дала Джой несколько кровожадных, но интригующих советов насчет Скотта.

Но самым лучшим было время, которое Джой проводила с единорогами. Обычно девочка спала, свернувшись между Туриком и Фириз. Джой уже успела узнать, что Фириз принадлежит к племени морских единорогов — их называли килины.

— Лорд Синти из небесного народа, ланау, — объясняла девочке Фириз. — Каркаданны — они и есть каркаданны, сплошь земля и камень. Разные творцы создали нас, но Шей-pax дан всем нам, чтобы жить здесь единым народом. И так мы и поступаем.

Третьим единорогом, которого Джой встретила тогда вместе с Синти и Фириз, — иссиня-серым, стройным, элегантно спокойным — была принцесса Лайшэ, дочь Синти. Она разговаривала с девочкой куда реже всех прочих, реже даже самого лорда Синти, но Джой сразу же обнаружила, что в присутствии Лайшэ она чувствует себя уютнее всего, хотя и не может объяснить почему. Они часто гуляли по Закатному лесу перед рассветом или по ночам, когда все вокруг было заполнено такими дивными ароматами, что спать в такую ночь казалось преступлением. Музыка Шей-раха всегда слышнее при звездном свете — особенно если гуляешь в компании с единорогом.

Однажды в сумерках Джой сказала:

— Чего-то я все-таки не понимаю… Я, собственно, о том, что кто-нибудь из вас постоянно пересекает Границу. Будь я единорогом, я бы и носа не высовывала из Шей-раха. Я что хочу сказать: у нас там, в нашем мире, только и есть, что смог да кинофильмы. А по телевизору все время говорят, как в других странах люди умирают от голода. А здесь все так красиво! Конечно, у вас тут есть эти двухголовые змеи и всякое такое, но я все равно не понимаю, чего вы вообще с нами возитесь.

Принцесса Лайшэ тихонько рассмеялась. Когда кто-нибудь из Старейших смеялся, у Джой всегда возникало одно и то же ощущение — будто ее сознание овевает теплый ветерок.

— Из-за снов, — сказала она. — Среди единорогов бытует легенда, что мы увидели ваш мир во сне и сделали его явью. Мне в это не верится, но мы, Старейшие, думаем о людях и дивимся им куда больше, чем ты могла бы себе представить. Возможно, Шей-pax так неразрывно связан с вашим миром именно потому, что ваш мир внушает нам бесконечное очарование. Я не могу этого объяснить, но, должно быть, так оно и есть. А иначе почему же мы можем принимать только человеческий облик, а не какой-нибудь иной? Мы такие, какие есть — вечные и неизменные, — а в вас одновременно бушуют прошлое, настоящее и будущее. Мне ужасно жаль вас, я бы не выдержала такой жизни, но я не устаю поражаться вам.

Джой открыла было рот, успела трижды передумать и в конце концов пробормотала:

— Для вас ведь слепота не так уж ужасна, правда? Я имею в виду — вы ведь свободно ходите повсюду, и никто ничего и не заметил бы, если бы не эти штуки у вас на глазах.

— Ходить, не натыкаясь на деревья, — это еще не все, — тихо отозвалась Лайшэ. — Постоянная жизнь среди теней принижает нас. Мы в каком-то смысле проще людей. Мы созданы для того, чтобы видеть этот мир, смотреть на него внимательно и пристально, а не воображать его, не улавливать на слух, не прослеживать в сознании. Насколько я понимаю, среди вашего народа было много таких, кто научился жить в слепоте и все же остался собой. А нам, Старейшим, куда хуже.

Лайшэ на некоторое время умолкла, потом продолжила:

— Но лорд Синти — наш целитель, и он наверняка найдет способ вернуть нам зрение. Мы подождем.

Небо, как всегда перед рассветом, ненадолго сделалось прозрачно-зеленым. Джой сказала:

— Я встречала одного парня… То есть одного Старейшего… Ну, в общем, его зовут Индиго. Вы… вы его знаете?

— Я знаю Индиго, — принцесса Лайшэ обратила на Джой непроницаемый взгляд слепых сверкающих глаз.

— Да нет, ничего особенного, — торопливо произнесла Джой. — Я знаю, что он Старейший, только я встречала его, ну, в человеческом облике, потому что он часто пересекает Границу, — он и вправду очарован моим миром. А больше я о нем ничего и не знаю, кроме того еще, что он спас меня от этих, как их там, крийякви. Я в него вовсе не влюбилась, и ничего такого, — просто я хотела поблагодарить его, и все.

— Индиго не нравится, когда его благодарят, — медленно произнесла Лайшэ. — Как и многое другое.

— Расскажите мне об этом, — попросила Джой. — Насколько мне известно, единственное, что ему нравится, — это город Вудмонт в штате Калифорния. Чокнуться можно!

Девочка замялась, потом спросила:

— А у вас такое бывало когда-нибудь? То есть я хотела спросить: а Старейшие могут сходить с ума?

Принцесса Лайшэ снова рассмеялась.

— У нас нет таких слов, но я поняла, о чем ты говоришь. Нет, ничего такого с Индиго не случалось. Но он всегда был непохож на большую часть прочих наших соплеменников. Он лишен способности жить в довольстве — в нем нет покоя, нет внутреннего мира. Я не знаю, хорошо ли это, или плохо, или, может, неважно, но из-за этого ему очень трудно жить в Шей-рахе.

— И все-таки я не понимаю… — промолвила Джой. — Я бы хоть сейчас поменялась с ним местами. Правда-правда.

За этой беседой они не заметили, как прошли насквозь Закатный лес и вышли на равнину, где резвились молодые единороги. Джой начала было говорить: «Я хочу сказать, если бы не Абуэлита, моя бабушка…» — но тут рассветное небо померкло и послышалось леденящее щелканье.

Джой обеими руками вцепилась в гриву принцессы Лайшэ, изо всех сил борясь с паникой. Со стороны восхода показались перитоны, и заря окрасила края этой роящейся массы в золотисто-красный цвет, когда хищники ринулись вниз. Лайшэ невозмутимо повернула голову и взглянула в сторону Закатного леса. Джой услышала в сознании голос Лайшэ:

— Мы не успеем вовремя добраться до укрытия. Мне придется остаться и принять бой. Отпусти меня, малышка, но старайся держаться поближе. Они, должно быть, очень голодны.