— Лорд Синти знает все! — выпалил Турик. Фириз поддержала его — правда, более спокойным тоном:

— Я полагаю, что при мудрости и жизненном опыте лорда Синти мелочи вроде Границы значат мало.

Она легонько ткнула мордой Турика, который снова принялся пританцовывать на месте и явно порывался вмешаться в разговор.

— Этот мой сын еще глупенький и невоспитанный — ему ведь и двух веков нет…

— Подождите! — перебила ее Джой. — Подождите, подождите. Прошу прощения, что вы сказали? Веков?!

Она изумленно уставилась на единорогов: пылкий, опрометчивый, шустрый, как воробей, сын и неторопливо-грациозная мать — белизна морской пены, отливающая синевой и зеленью морских вод. Наползающая на глаза Фириз короста казалась злой насмешкой над ее природной мастью.

— Мы не умираем, — спокойно пояснила Фириз. — Нас можно убить, но мы не умираем естественной смертью, как умирают все прочие, даже тируджайи. Мы даже не болеем — то есть до сих пор не болели.

— Это вы о ваших глазах? — спросила Джой. — Вы и вправду ослепли? Вы все? — девочка указала на Турика. Жеребенок таки подцепил один из ее ботинков за связанные шнурки и теперь гордо выступал с этим украшением, свисающим с кончика рога. — То есть я хочу сказать — вот он вроде бы видит нормально…

— Я вижу лучше всех! — хвастливо заявил Турик.

Фириз снова одернула его и пояснила:

— Большинство молодых единорогов сохранили зрение, но не все. Это случилось с нами совсем недавно — незадолго до рождения Турика, — и даже лорд Синти пока что не выяснил причину бедствия. Он расскажет тебе об этом куда больше, чем могла бы поведать я.

Джой глубоко вздохнула, еще раз потрясенно пробормотала: «Века!..» — и принялась сражаться со своими ботинками. Единороги тем временем ждали, со степенным любопытством наблюдая за всеми ее действиями. В конце концов Джой посмотрела на них, вздохнула и произнесла:

— А может, я тогда вышла из дома, попала под машину и теперь лежу в больнице, в реанимации?

Турик удивленно посмотрел на мать. Джой снова вздохнула.

— Нет, не думаю. О’кей, все, что я вижу, на самом деле всамделишное, и я действительно нахожусь здесь, а вы — настоящие единороги, и вы живете вечно. Только если вы не можете видеть меня, откуда же вы знаете, что я здесь?

Турик снова удивленно посмотрел на мать. Фириз мягко произнесла:

— Мы чувствуем твое присутствие. Ты отбрасываешь тень — как и деревья, и птицы, и вода, — а наше сознание ее улавливает. Мы научились двигаться, руководствуясь этим чувством, — двигаться между тенями. Точно так же мы не говорим вслух, при помощи рта, как это делаешь ты или Ко и прочие тируджайи. Мы разговариваем мысленно. Ты слышишь нас не ушами, но сознанием.

Тут появился Ко. Он нес в волосатых руках целую груду ярких ароматных фруктов. Джой узнала только джавадуры. Кроме них, она выбрала еще пару крупных красных плодов, с виду немного похожих на апельсины (правда, по вкусу они были ближе к бананам), и нечто темно-фиолетовое, как слива, но с запахом арбуза. Ко с чопорной вежливостью приветствовал двух единорогов и сообщил Джой:

— Когда ты позавтракаешь, тебя будет ждать лорд Синти.

— Ох! То есть да, конечно.

Джой поспешно проглотила фрукты, вытерла губы и уставилась на Ко, ожидая, пока он скажет, куда нужно идти. Но сатир покачал головой и пояснил:

— Иди, куда ноги несут. Там он и будет.

Турик подергал пенную гриву матери:

— А можно, я пойду с ней? Я тоже хочу взглянуть на лорда Синти. Можно?

— Когда лорд Синти пожелает тебя видеть, тебе об этом сообщат, — отрезала Фириз.

Джой посмотрела на единорогов, на сатира, снова на единорогов и наконец тихонько произнесла:

— Два века. Ни фига ж себе!

Потом она повернулась, выбрала тропинку и пошла по ней.

Закатный лес грелся в лучах утреннего солнышка и что-то благодушно бормотал. Джой казалось, что воздух пахнет свежевыстиранным бельем, развешанным для просушки, а от деревьев и светло-коричневой земли исходил легкий аромат корицы. Когда девочка остановилась и прислонилась к огромному красному стволу, она ощутила, как под замшелой корой струится жизнь. Прямо перед ней на ветку уселась птичка, золотая, как подарок в праздничной упаковке, и запела с такой простотой и страстностью, что перед этой песенкой блекла даже волшебная музыка, приведшая Джой в Шей-pax. Какое-то сиренево-синее существо, напоминающее помесь тритона с богомолом, уселось Джой на правую ногу и уставилось на девочку. В глазах существа читалось глубокое чувство собственного достоинства.

— Привет, — сказала Джой. — Ты тоже разговариваешь мысленно?

Но едва она открыла рот, неведомая зверушка стрелой метнулась прочь. А Джой пошла дальше.

Она заметила черного единорога лишь тогда, когда он вынырнул невесть откуда и зашагал рядом с ней. Остальные три единорога были ростом с оленей, но Синти был так высок, что Джой пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза, так же жестоко изукрашенные, как и глаза леди Фириз. Но, слепые или нет, глаза единорога были столь глубоки, что у девочки закружилась голова. Джой споткнулась, и ей, чтобы не упасть, пришлось ухватиться за бок лорда Синти. Кроме потрясающего ощущения тепла под рукой — «единороги кажутся прохладными, но на самом деле они теплые, как печка», — Джой ощутила еще и неслышный смех — наподобие беззвучного урчания кошки. От лорда Синти пахло апельсинами.

— Мне нужно домой, — сказала Джой. — Это главное. То есть я хочу сказать — мне здесь нравится, здесь вправду здорово, и я бы совсем не прочь побыть здесь еще немного, но мне надо возвращаться.

Голос Синти омыл Джой с головы до ног, подобно водам Шей-раха.

— Я могу указать тебе путь.

Джой остановилась как вкопанная.

— Можете? Но Ко сказал, что я не могу попасть домой, потому что Граница переместилась, или что-то в этом духе. Я не совсем поняла. Как Граница может перемещаться?

Черный единорог взглянул на девочку с высоты своего роста. Его рог был как щель в полночь среди красных утренних деревьев.

— Она перемещается, потому что Шей-pax движется.

Синти немного помолчал, потом продолжил, роняя тщательно подобранные слова в ошеломленное молчание Джой:

— Существует множество миров, но наш Шей-pax неким способом, который мне и поныне не до конца ясен, соприкасается именно с вашим миром. Мы проплываем через него, скользим через него, подобно тени облака. Мы можем задержаться на одном месте на день или на тысячу лет — если Шей-pax так пожелает. Но Граница существует всегда, и те, кто действительно чувствует нашу музыку, способны пересекать ее в любом направлении в любую ночь, пока в небе стоит луна. Чтобы попасть в Шей-pax или выйти из него, нужны лишь три вещи: сильное желание, музыка и немного луны.