Перитоны оказались похожи на оленей. Размером они не превосходили домашнюю кошку, а их темные крылья сужались к концу, как крылья морских птиц. Но тела у них были в точности как у обычных оленей, вплоть до изящных раздвоенных копытец и ветвистых рогов. Единственным, что отличало их от оленей — не считая размера, естественно, — был запах. От перитонов несло тухлым мясом. А из-за нежных мягких губ торчали несоразмерно крупные клыки. Спрятавшаяся за принцессой Лайшэ Джой сообразила, что это ужасное щелканье, возвещавшее о приближении перитонов, было не чем иным, как клацаньем их зубов — так перитоны точили клыки.

Лайшэ метнулась навстречу атакующей стае. Ее дерзкий вопль ошеломил и напугал Джой — девочка никогда прежде не слышала боевого клича разгневанного Старейшего. Рог Лайшэ мелькал среди авангарда перитонов, подобно разящей молнии, и расшвыривал нападающих. Три перитона уже корчились на земле, скрежеща зубами. На мгновение хищников охватило замешательство, но перитоны быстро опомнились. Возникшие в их рядах бреши тут же заполнились. Перитоны поджали свои стройные ножки, накренились, и стая единым слитным движением устремилась в новую атаку.

Следующие несколько секунд — а может, минут или часов — навсегда запомнились Джой как оживший ночной кошмар: хлопанье чаячьих крыльев прямо у нее над головой, желтые клыки, щелкающие в нескольких сантиметрах от лица, и ужасные пронзительные предсмертные вопли, следующие за каждым боевым кличем принцессы Лайшэ. Невзирая на слепоту, Лайшэ яростно сражалась с перитонами, нанося удар за ударом, и очерченный ее рогом смертоносный круг служил убежищем для Джой. После каждого выпада Лайшэ — зачастую они были настолько стремительны, что Джой просто не успевала их отследить, — на землю валились новые изломанные тушки крылатых оленей, но на их месте тут же появлялись новые. Лайшэ казалась неутомимой, но Джой видела, что шея, плечи и круп кобылицы покрываются крохотными рваными ранками и из этих ранок сочится кровь. В сознании у Джой прозвучал спокойный голос:

— Возможно, малышка, тебе лучше все-таки попытаться добраться до леса. Такого я еще не видела.

— Я не пойду! — всхлипнула Джой. — Я вас не оставлю!

Какой-то перитон прорвался через линию защиты и метнулся прямо в лицо Джой. На мгновение Джой увидела прямо перед собой коричневые, налитые кровью глаза хищника, горящие ненасытной алчностью. Но секунду спустя рог Лайшэ рассек его надвое и отшвырнул в сторону.

— Если ты уйдешь сейчас, я смогу отвлечь большую их часть от тебя, — сказала кобылица. — Внимательно смотри под ноги и не оглядывайся, а то непременно споткнешься.

Позднее Джой не раз думала, как бы она в конце концов поступила: может, все-таки подчинилась бы и оставила принцессу Лайшэ? Во всяком случае, Джой чувствовала себя гораздо увереннее благодаря тому факту, что не предприняла ни малейшей попытки к бегству до того самого момента, как сзади донесся громоподобный боевой клич. Из-под деревьев Закатного леса выскочил огромный каркаданн и ринулся в битву, да так, что земля задрожала от топота копыт. Его красные бока пламенели в лучах утреннего солнца, на губах выступила пена. В своем неистовом ослеплении каркаданн походил скорее на взбесившийся паровоз, чем на единорога.

Перитоны заметили его приближение. Непонятно, обладала ли их стая общим сознанием, но в рядах хищников возникло смятение. Кажется, половина из них сочла за лучшее отступить, но остальные были слишком голодны, чтобы прислушиваться к чему бы то ни было, кроме голоса желудка. Пока перитоны метались, сталкиваясь друг с другом и с принцессой Лайшэ, каркаданн подоспел к месту боя и принялся безжалостно разить хищников — а у него рог был вдвое длиннее, чем у Лайшэ. Еще несколько мгновений стая пребывала в нерешительности, потом наконец сдалась и обратилась в бегство. Два единорога еще некоторое время преследовали хищников, но вскоре остановились и повернули обратно. Рысцой подбежав к Джой, единороги остановились и принялись нежно касаться друг друга. Когда каркаданн переставал обнюхивать и вылизывать раны Лайшэ, то принимался неуклюже вытанцовывать вокруг кобылицы и взбрыкивать, точно козленок.

— Это Тамирао, — почти застенчиво произнесла Лайшэ. Каркаданн поклонился Джой и легонько коснулся ее плеча огромным рогом. Глаза у него были сиреневые.

Наручные часы Джой остановились, когда девочка пересекла Границу, и хотя Джой быстро научилась довольно точно определять время по солнцу, или луне, или по вкусу воздуха, это умение столь же быстро потеряло для нее значение. Она ела фрукты и ягоды, когда была голодна, спала на мягкой траве, когда уставала, играла с Туриком и его друзьями, когда ей хотелось, пряталась в пещерах сатиров, когда шел дождь, и учила ручейную джаллу петь «Желтую подводную лодку». Иногда она целый день или целую ночь сидела под деревом, застыв, словно одна из Старейших, и слушала музыку Шей-раха. Джой больше не пыталась подобраться поближе к ней или понять, какое же все-таки отношение она имеет к единорогам, которые каким-то образом являлись источником этой музыки. Она просто сидела и днями напролет слушала, тихонько напевая себе под нос.

Но больше всего, пожалуй, ей нравилось смотреть на принцессу Лайшэ и Тамирао. Могучий каркаданн был молчалив и несколько неуклюж, как и все ему подобные, но его привязанность к Лайшэ придавала Тамирао, на взгляд Джой, спокойное изящество, сравнимое с изяществом самой принцессы. Когда девочка видела, как они прогуливаются вечерами по Закатному лесу или смотрят на розовеющий зарею водопад, падающий с утеса и разбивающийся почти что у их ног, их радость согревала и Джой. Лайшэ часто приглашала девочку погулять с ними, но Джой слишком стеснялась, чтобы принять это приглашение.

С лордом Синти Джой вечно встречалась именно в те моменты, когда менее всего этого ожидала. Ей никогда не удавалось завидеть или заслышать черного единорога прежде, чем он оказывался рядом с ней. Иногда лорд Синти бывал дружелюбен и весьма разговорчив — разговорчив для него, конечно. А иногда он казался таким далеким, таким обособленным и застывшим, что Джой чувствовала себя дурочкой и даже слегка пугалась: она никак не могла понять, что же заставляет черного единорога искать ее общества. Бывали моменты, когда в сознании у Джой неожиданно слышался его голос, хотя самого лорда Синти не было видно, и Старейший предупреждал девочку о приближении перитонов или о том, что в Закатный лес заползла джакхао. Однажды, когда Джой валялась на берегу маленького озерка — ей нравилось лежать здесь, жевать стебельки клевера, пить чистую холодную воду и ни о чем не думать, — она увидела рядом со своим лицом подернутое рябью отражение лорда Синти и совершенно отчетливо услышала его слова: «Помоги мне, Джозефина Ривера». Но когда Джой вскочила и обернулась, черный единорог уже исчез — осталась лишь музыка.

Несколько раз она издали видела Индиго, каждый раз в облике единорога, но лишь однажды девочке представился случай заговорить с ним. Вскоре после ее появления в Шей-рахе Ко как-то раз привел Джой в одну горную долину. Долина была суровой и почти бесплодной, но девочка мгновенно влюбилась в нее. Невзирая на крутой подъем, Джой часто приходила сюда, чтобы посидеть среди нагромождения огромных камней, образующих в одном месте поразительно удобное сиденье, и полюбоваться сверху на дымчатых птичек, обладающих, подобно крылатым рыбам, способностью надолго зависать на одном месте. Девочке доставляло глубокое удовольствие, что здесь, среди несказанных богатств Шей-раха, существует это место, где нет ничего, кроме неба, скал да реки, сверкающей далеко внизу. Ко не раз предупреждал Джой, чтобы та держалась подальше от реки, потому что там живут речные джаллы. И девочка послушно следовала совету сатира — до того самого дня, когда она увидела у кромки воды белого единорога.