Он повернулся к Анатолию:

– Вчера вечером я специально поболтал с несколькими вашими работниками. Они говорят, что когда вы расчищали тут завалы, пол был в несколько слоев засыпан человеческими черепами.

Анатолий только скривился:

– Я редко выезжаю на объекты. Предпочитаю работать в офисе.

Майор, шагавший сзади, локтем толкнул Осипова в бок:

– А складно наш консультант излагает. Ты бы, капитан записывал. Тем более что у тебя и почерк – самый красивый в отделе.

– Спасибо, товарищ майор.

– Всегда удивлялся, как это ты без своего пальца пишешь? Неудобно ведь. Без пальца-то.

– Привычка, товарищ майор.

Они почти дошли до лифта. Средним пальцем правой руки Осипов нажал кнопку вызова кабины. Где-то далеко в шахте загудел механизм подъемника. Капитан всегда вызывал лифт нажатием именно среднего пальца: дело в том, что указательного на той руке у него не было. Вернее, не то чтобы палец отсутствовал полностью, одна фаланга все-таки сохранилась, но вот двух других фаланг у пальца не хватало.

– Ты не ответил на мой вопрос, – сказал капитан.

– А что ты спросил? – удивился Стогов.

– Я спросил, куда же все-таки делись сорок две подводы тамплиерского золота?

Стогов смотрел на его лицо и удивлялся тому, как неважно Осипов выглядит. Круги под глазами, капли пота на верхней губе. Почему-то эта последняя деталь Стогову не нравилась особенно.

(Почему он не вытрет эту свою губу?)

– Сорок две подводы? С ними произошло то, что должно было произойти. Неужели ты не учил в школе химию?

– Стогов, ты можешь не выкаблучивать? Просто скажи, где оно, это золото!

– Странно, что тебя так волнует этот вопрос. На твоем месте я бы волновался совсем о других проблемах.

– Других проблем у меня нет.

– Ошибаешься, дружище. Ты даже не представляешь, какое огромное количество проблем свалится на тебя, когда мы поднимемся из этого тоннеля наверх. И первую я могу назвать прямо сейчас, хочешь? Думаю, что в самое ближайшее время наш майор в кровь разобьет тебе лицо. А знаешь, почему?

Майор, с интересом прислушивавшийся к их разговору, сказал:

– Этого пока даже я не знаю. С чего это мне разбивать симпатяге капитану лицо?

Стогов вытащил из кармана сигареты, прикурил и, морщась от дыма, сказал:

– С того, что это именно он поместил фотографию моих кедов в телефон вашей жены.

12

Сегодня он проснулся оттого, что ему вдруг показалось, будто осень кончилась и, если выглянуть в окно, то там будет лежать снег. Ощущение было очень отчетливым. Он даже чувствовал запах этой начавшейся зимы. Вскочил с постели, дошлепал босыми ногами до окна, выглянул наружу.

Никакого снега там, разумеется, не было. Город по-прежнему утопал в потоках низвергающейся с небес воды. Наверное, подумал он, так теперь будет всегда.

(Надо же…

Все это было лишь сегодня с утра…

А кажется, будто полторы жизни тому назад…)

Александра еще спала. Он сходил на кухню за сигаретами, а потом вернулся к окну и долго смотрел на мокрые крыши. Эта осень должна была кончиться, думал он. Потому что дальше так просто невыносимо. Слишком уж плохо все у него было каждой осенью. Слишком уж похожа была каждая новая осень на ту, когда для него все кончилось.

(У его жены была собака. Совсем маленькая: йоркширский терьер. Странное животное, единственное предназначение которого состояло в том, чтобы красиво (вместо подушки) валяться на диване. Когда вечерами они с женой тоже ложились на диван, он, бывало, чистил жене мандарины, а собака норовила выхватить дольку из рук.

Он никогда не слышал, чтобы собаки любили мандарины. Но ее собака очень их любила.

Потом, когда жена от него ушла, он еще долго находил какие-то связанные с собакой предметы. Погрызенный резиновый мячик. Вскрытую пачку корма. Странно: ни единой вещи, связанной с ушедшей женой, он не находил в их бывшей квартире ни разу. Зато вещей, принадлежавших собаке, находил довольно много.)

За окном понемногу светало. Он успел выкурить еще одну сигарету, а Александра успела проснуться, и из ванной теперь доносился плеск воды: каждое ее утро начиналось с душа. Его новая девушка была очень правильной и чистоплотной. А сам он – нет. Прислушиваясь к себе самому, иногда он слышал, как там, внутри, тикает часовая бомба. Рано или поздно она бабахнет и вдребезги разнесет его жизнь. Как уже разнесла в тот раз, с женой. И слушая это тиканье, он каждый раз думал о том, что, может быть, не стоит и пытаться что-то изменить. Зачем врать себе самому: никогда в жизни он не станет таким парнем, какой нужен этой высокой чистоплотной девушке. Скоро их отношения кончатся. Может быть, их не стоило и начинать.

Так спокойно, как с Александрой, ему не было еще ни с кем. После всего того кошмара, в который за последние месяцы превратилась его жизнь, он снова получил возможность перевести дух. Остановиться, хоть ненадолго протрезветь и попробовать сообразить, что дальше? Ему казалось, что впереди может обнаружиться какой-то просвет. Шанс какой-то другой жизни. Но он не обнаружился. Стоя перед забрызганным окном, он думал, что скоро уйдет и из этой квартиры тоже. Как уже ушел из квартиры, где жил с женой.

(Он ушел, и жизнь тогда кончилась.

Все, что было дальше, уже не то.

Когда через полгода он слегка пришел в себя, то обнаружил, что гноящиеся раны на вскрытых запястьях почти совсем зажили, а сам он работает в милиции.

Странное место работы для такого парня, как он. Но больше никуда его все равно не брали, а тут он мог спокойно пить свой алкоголь и ждать, что, может быть, придет момент, когда он окажется в состоянии попробовать начать жизнь заново.

Еще раз.

Уже без нее.)

С кухни послышался ее голос:

– Кофе пить будешь?

Он раздавил в пепельнице едва прикуренную сигарету и сказал, что да, будет. Прежде чем отойти от окна, еще раз посмотрел на мокрые крыши. Из ее квартиры их было видно до самой площади Восстания.

С этой историей (думал он всего лишь сегодня с утра) пора завязывать. Недаром же ночью ему приснилось, будто осень кончилась и за окном лежит снег.

Майор повернул к нему голову и спросил:

– Тебе чего-нибудь жалко?

Вопрос был дурацкий, но Стогов понял, о чем это. Воздуха и электричества в лифте должно было хватить на три часа. А они сидели здесь уже почти два с половиной. Сперва им казалось, будто проблема не очень серьезна: их хватятся, их вытащат. Но чем дольше Стогов думал, тем яснее понимал: некому будет их искать. И вытаскивать некому. Рабочих в тоннеле нет, майор сам велел им убираться. Сказать коллегам, куда направляются, они не успели. А если кто-нибудь и проявит интерес, то капитан Осипов постарается, чтобы искать их именно здесь, именно на пятом подземном уровне недостроенного тоннеля под дном Невы, никто бы не стал.