Настала для Русакова страдная пора – надлежало самым тщательным образом изучить участок заставы, территорию, на которой решил действовать враг. Прав оказался полковник Соколов, послав сюда именно Русакова: майор был молод, силен физически, закален спортом, и для него это поручение по плечу. После обеда он в сопровождении лейтенанта Ерицяна отправился на границу.

Подъем всё нарастал, сочная трава осталась ниже, ее сменили альпийские луга с буйным разноцветьем, за ними – россыпи каменных, будто вытесанных природой, плит с острыми гранями: они устилали подступы к гребню гор, до которого было теперь несколько десятков метров. Ноги скользили, идти становилось все труднее, да и воздух с каждым шагом делался все более разреженным. А они шли и шли к верху, к самой линии границы, и наконец поднялись к пограничному столбу. Он стоял тут врытый в землю, полосатый, отделял нашу Родину от сопредельной страны, от Турции, и в обе стороны от него на расстоянии каких-нибудь ста метров виднелись другие пограничные столбы, точь-в-точь такие же. Пограничный холм, покрытый камнями, цветами и луговой травой, некруто опускался в небольшую и узкую долину, за которой поднимались другие такие же горы-близнецы, и были те земли не наши, а чужие. Вот они – рядом! Нет тут меж пограничных столбов ни рва, ни стены, но уже сделать хотя бы один шаг за этот полосатый столб – значит оказаться за границей, на иностранной территории. Русаков внимательно смотрел вперед: так вот как она выглядит отсюда – Турция! Не было поблизости видно ни селений, ни строений, ни одной живой души.

А холмы на западе чем дальше, тем громоздились все выше, один над другим, и в далеких просветах между ними над чужими долинами и ущельями показались тяжелые фиолетовые наплывы облаков. Быстро вечерело. Усилился ветер. Вдоль незримой линии границы Русаков и Ерицян спустились в распадину и стали взбираться на следующий горный хребет, еще более высокий и дикий. Русакову казалось, что на это у них ушло немного времени, но когда он с половины склона обернулся и взглянул на вершину, на которой они с лейтенантом недавно стояли у полосатого столба, его глазам предстало непривычное зрелище: передние рваные края туч уже надвинулись на самую кромку противоположной горной гряды. А на том месте, где они недавно стояли, распласталось темное облако, пронзенное снизу кроваво-красными лучами заходящего, невидимого отсюда солнца. Стало мрачно, зловещие блики пали на долину до самой заставы. Русаков поспешил за Ерицяном, уже взошедшим на гребень.

Если с западной стороны долины виднелись пологие, округлых форм, покатые холмы и долины, то теперь взору Русакова предстали высокие, абсолютно голые, лишенные растительности горы, острыми пиками поднимающиеся кверху, разделенные узкими, глубокими ущельями. Майор подошел к краю обрыва и посмотрел вниз – он стоял у пропасти. Ерицян подтвердил: глубина – полкилометра. На противоположной стороне, наискосок от Русакова, виднелось нечто, напоминавшее естественную квадратную террасу. Как пояснил лейтенант, место это называлось Могилой Магомета, а там, немного правее, – Орлиные скалы.

Майор даже вздрогнул, услышав это название, хотя здесь оно представлялось оправданным, – орлы в этом краю не такая редкость, как в окрестностях Черноморска. Непроходимое место! Но Русаков давно уже знал, что на границе такие непроходимые на первый взгляд места считаются наиболее уязвимыми, во всяком случае, начальник любой заставы отлично понимает, что враг именно здесь меньше всего рассчитывает на встречу с солдатами в зеленых фуражках.

Контрольно-следовая полоса круто поднималась из долины и как бы падала в пропасть-ущелье. Вдоль КСП шла дозорная тропа, она круто взбиралась из долины, откуда только что пришел майор Русаков, и по почти отвесной стене спускалась вниз, на дно пропасти, пересекала неширокую речку, исчезала на склоне противоположного горного хребта. Вдоль тропы не росло ни деревца, ни кустика. Какой же это поистине адский труд идти по такой тропе дозором! Точно угадав мысли Русакова, лейтенант Ерицян сказал:

– Через каждые два часа пограничные наряды идут этой вот тропой, спускаются в ущелье и после встречи там с пограничниками соседней заставы тем же путем возвращаются обратно, для того, чтобы через сто двадцать минут повторить этот свой поход…

Он мог бы сказать еще: так и в ночную темень, и в дождливую слякоть, и в мороз, и при сбивающем с ног вихре. И чем хуже погода, тем выше должна быть бдительность наших пограничников: именно тогда чаще всего следует ожидать встречи с врагами на границе. Тяжела и опасна служба пограничника!

Велики просторы нашей Родины, и вокруг всей ее необъятной территории проходит гигантское кольцо пограничной охраны. Знаешь ли ты, читатель, что это такое? Вот в эту самую минуту, как и во всякую другую, впрочем, на пространстве от Балтийского моря до Камчатки, от Белого моря до границ с Ираном и Турцией и от Карпат до вер-шин Тянь-Шаня, не смыкая глаз, несут службу солдаты и офицеры пограничники; и в эту самую минуту пограничники лежат где-нибудь меж камней или, замаскировавшись в кустарнике и, не обращая внимания на холод, пронизывающий тело, прослушивают и просматривают местность, готовые в любую секунду грудью встретить проникшего на нашу священную землю вооруженного врага, старательно обученного убивать.

А КСП, знаешь ли ты, что это такое? Контрольно-следовая полоса шириной в несколько метров, со старательно взрыхленной и обработанной землей, так чтобы на ней обязательно остался след врага, к каким бы ухищрениям он ни прибегал при переходе границы. Модницы не ухаживают так тщательно за своим маникюром, как пограничники за поверхностью КСП. КСП – это прежде всего земляная лента. Но как быть там, где нет земли? Земли нет, а контрольно-следовая полоса должна быть! На участке третьей заставы сплошной камень, с землей тут плохо. Однако Русаков видел, и даже не одну, а целых две широких контрольно-следовых полосы, одну у самой линии границы, другую на расстоянии километра от нее, ближе к заставе. Он знал, что это прежде всего тяжкий солдатский труд: на не имеющие ни начала, ни конца КСП земля привозится издалека, из тыла, на лошадях, и уж только после этого она становится в строй по охране границы. Ее постоянно смывают и уносят дожди, сдувают ветры и вихри, обнажая природный камень, давая возможность шпионам и диверсантам с меньшим риском пробраться в нашу страну. А солдаты снова и снова доставляют на заставу землю для КСП, через горы и кручи, бездорожьем, через разбушевавшиеся реки и перевалы. А теперь представь себе, читатель: такие вот контрольно-следовые полосы тянутся по всему колоссальному пограничному кольцу Советского Союза.

Сопровождаемый лейтенантом Ерицяном майор Русаков в последующие два-три дня исходил и излазил окрестности вдоль и поперек. Спускался в глубочайшие ущелья, поднимался на покрытые ранним снегом пики. Теперь он мог анализировать действия врага с пониманием обстановки. Но ни его личная разведка, ни наблюдения пограничных нарядов особых результатов не дали – Ахмед продолжал вести себя пассивно и границей как будто вовсе и не интересовался. Однако этого никак не могло быть, тут крылась какая-то очередная загадка, разгадать которую майор Русаков был обязан, и как можно скорее. Долго так продолжаться не могло, лазутчик обязательно выбросит какой-нибудь номер, и тогда будет поздно. Русаков снова и снова продумывал сложившееся положение, возможные ходы врага, и наконец принял решение. Щелков и Ерицян, с которыми он счел полезным для дела посоветоваться, поддержали его план.