А затем, велев официанту принести сливочное мороженое, поднимается и подходит ко мне. Протягивая ладонь, приглашает танцевать, и тут уже не только мое сердце тормозит, перехватывает и дыхание. Пока я не оказываюсь прижатой к мощному и твердому телу. Тогда из меня разом выбивает весь скопленный воздух — очень страстным получается этот выдох. По энергетике ярче стона.

Зажмуриваюсь на мгновение. Прислушиваюсь к движению сильных рук. Всеми рецепторами впитываю Мишу. Он каменный, но такой надежный. Даже под воздействием импульсов, которые поражают каждую микроклетку моего тела, удается расслабиться.

— Миш, — прижимаюсь щекой к его груди. Нежная и красивая мелодия, словно обволакивает нас в теплый кокон и вызывает желание очень неторопливо раскачиваться. — А ты, правда, собираешься завершить карьеру после этого боя? — выуживаю еще один беспокоящий меня вопрос. И сразу же поясняю, чтобы не вилять долго вокруг да около: — Извини, я подслушала твой разговор с дядей Тимуром. Перед отъездом.

— Собирался. Сейчас не знаю. Давай вместе обсудим, — предлагает Миша, а у меня буквально дыхание перехватывает.

— Вместе? — отрываясь, заглядываю в его серьезное лицо.

— Да, — Тихомиров кивает. Господи, он ведь даже с отцом не советовался! А я… Меня спрашивает! — Теперь решение зависит от тебя.

Меня вдруг скручивает изнутри сильнее, чем на его «люблю». Заламывает до треска. Сердце словно отрывается и куда-то несется. Бешеная перетасовка органов и судорожное сжатие какой-то неизведанной тончайшей струны за ключицами. Перехватывает жестко и выбивает из глаз слезы.

Я их быстро смахиваю и шепчу:

— Ты ведь хочешь продолжать, правда? Вопрос в том, смогу ли я ездить за тобой всегда, чтобы не разлучаться с Егором?

— Не только с Егором, Полина, — выдыхает Миша чуть тяжелее. Чувствую, как на этом простом действии поднимается и опускается его стальная грудь. — С вами обоими. Вы — моя семья.

— Тогда… Я тебе уже отвечала и на этот вопрос, — напоминаю увереннее. И повторяю, потому что знаю, как важно ему это слышать: — Я пойду за тобой на край света.

Непобедимый наклоняется и выдыхает мне в губы нереально весомое:

— Спасибо.

Меня перебивает дрожью. Миша отражает эту выразительную пульсацию и целует меня. Мягко и коротко. Но, боже мой, какими же особенными сейчас ощущаются подобные проявления любви.

— А ты… — бормочу немного сбивчиво. — Папа часто повторял, что дома доспехи нужно уметь снимать, — мне почему-то так страшно за одну секунду становится. И все же я упрямо заканчиваю. — А ты умеешь? Научился? Снимаешь?

— Скажем так, — хрипит Тихомиров не менее сдавлено. — Скидывать не всегда получается, но я научился впускать тебя под них.

Моя очередь выдыхать значимое:

— Спасибо.

И тогда Миша прижимается и целует уже так, что мир вокруг меркнет. Все исчезает. Остается лишь он и его горячие жадные губы. Захватывает до безумия жадно, словно пару минут назад мы не разделили ужин, и я единственный источник питания после долгого-долгого голодания.

Мне нравится эта властность и собственничество. Не смущает даже то, что это происходит в общественном месте. Потому что лишний раз подтверждает, что со мной Непобедимый теряет контроль.

А меня от него потряхивает все отчетливее и чаще. Пробирает, будто от точечного воздействия электрического тока.

Хорошо, что музыка стихает и не позволяет нам окончательно сойти с ума. Разлепившись, вместе с Мишей смеемся. Точнее, сначала только я, но он быстро догоняет. И мне так невообразимо тепло на душе становится, что кажется, будто я сама раздатчик энергии.

После танца нас будто в далекое прошлое переносит — я ем мороженое, а Миша, потягивая кофе, не скрывая удовольствия, за этим наблюдает. Я наслаждаюсь неприкрытым желанием с его стороны, какой-то абсолютно очевидной отныне одержимостью. Внутри сворачивает, будто ураган проносится, но трясет так трепетно и сладко, что остается лишь с кокетливой улыбкой довольно морщиться.

И предвкушать, конечно. Следующие этапы. Ведь больше никаких запретов, никаких нерешенных вопросов, никаких обид между нами не осталось. Наконец-то, можно просто жить и без оглядки наслаждаться.

Непобедимый

После прогулки у меня, наконец, есть моральное право привести принцессу в свою спальню. Заигравшись в благородного принца, которого Полина Егоровна Аравина несомненно заслуживает, не спешу срывать с нее одежду. Позволяю ей самой раздеваться.

Она, конечно же, дразнится — крайне медленно это делает, с каким-то пьянящим кокетством. А, так как алкоголь я в своей жизни не приветствую, бьет в голову это бурлящее шампанское под нежным названием «Принцесса Аравина» прямо-таки внушительно. Одуряет по полной. Закипаю, словно пацан. Вместо крови по венам трескучий ток бежит. Разогревает кожу. Разливается по телу чувственной ломотой.

Всегда удивляло, что с Полиной похоть не только член поднимает. В каждой клетке свое жгучее возбуждение ощущаю. Становлюсь напряженным, горящим и подрагивающим.

Только с ней забываю обо всем. Только с ней горю единственной концентрацией — хочу трахаться. Только с ней этот процесс наперекор всему является любовным.

С трудом выдерживаю, пока принцесса заканчивает свои игры с эротичным раздеванием. Шумно выдыхая, неторопливо скольжу по выставленному персонально для меня совершенному телу. Длинные ноги, округлые бедра, аккуратный лобок, подрагивающий живот, точеная талия, выступающие над ней ребра, налитая грудь, твердые соски, изящная линия плеч, тонкая шея, острый подбородок, приоткрытые пухлые губы и одурманенные эмоциями глаза.

Кроме этого, отчетливо замечаю три вещи. Первая — ее кожа покрыта мурашками. Вторая — у нее срывается дыхание. Третья — меня все это вставляет с отличительной мощью.

Думал, что вчера плохо держал контроль. Сегодня понимаю, что легче не стало. С чего я вообще решил, что сбавлю обороты, если сдвину на день наш примирительный секс? Ничего не поменялось, нам по-прежнему только предстоит пережить тот самый первый контакт полноценной близости. Когда уже не скачками и рывками, а от начала и до конца душой в душу.

Пока раздеваюсь, стараюсь что-то решить. Отыскать какой-то блокатор. Избавляюсь от рубашки, брюк, белья, носков… Волшебной пилюли не находится.

«И похер», — думаю я, поймав на себе то ли возбужденный, то ли восхищенный взгляд Полины.

Она открывается полностью. Так, очевидно, и должно быть. Без контроля.

Я обещал ее впускать. Подхожу и… впускаю. Несмотря на то, что жалит насквозь, не пытаюсь ее остановить и обездвижить. Позволяю прикасаться — выражая любопытство и даже какое-то баловство, откровенно исследовать.

Рукам, плечам, груди, животу достается не сильно смертельно. А вот члену, который и без того разрывает похотью, пальчики принцессы приносят ощутимую боль.