весь кошмар, какой только существует в Аиде он был в тот момент со мной…, я просто молчал, мне надо было сказать хоть, что я «девятый», но я застыл в оцепенении, ожидая приговора…, и каждый из нас молчал, никто не смог ничего произнести…, а ведь надо было просто назвать своё имя, которое тебе дали родители. Как это сделать, как туда вернуться – вот в чём вопрос?

В четыре по звонку вставали, в пять начинались занятия до десяти, потом работа до захода солнца. Мы строили дом – огромный каменный дом… или что-то похожее на дом, крепость или замок…, не знаю, в общем, какое-то сооружение. Занятия заканчивались, и мы строем бежали до места постройки дома. Вверх – бегом, вниз – пешком, потом обратно, уставшие до смерти мы не прибегали, а уже приползали…, и в лютый холод, и в жару…, выжить в этих условиях очень, очень трудно, почти невозможно, потому постепенно я стал замечать, что нас становилось всё меньше и меньше.

Наконец настал день, не знаю, сколько прошло лет, когда я остался один – последним. И только в этот день я сделал неожиданное для себя открытие – дверь в нашу комнату была не заперта. Представляешь? Она, оказывается, всегда была не заперта, на ней никогда не было ни засовов, ни замков, и нас никто не охранял, никогда, с первого дня, как я в неё вошёл. Я один пошёл в класс, у окна стоял и смотрел вдаль на горы Георгий.

– Занятия окончены, мы с тобой сегодня просто побеседуем, а потом ты закончишь свою работу. – Он посмотрел на меня тогда совсем по-другому, не так как раньше, с некоторым, что ли, интересом или заинтересованностью, ему видимо нужно было что-то от меня, что-то не важное, а необычное, то, что только я мог ему дать.

Мы спустились во двор и сели на скамье с видом на огромную долину, расстилающуюся перед нами внизу.

– Ты должен, повторяю – должен! дать мне своё понимание и значение фразы, высказанной одним мудрецом, потому что предстать перед Владимиром, не имея чёткого представления о своём будущем, невозможно.

– Ты видишь, перед чем он меня поставил тогда, мне бы задуматься, почему должен? А я не придал тогда этому слову никакого значения. А ведь, что значит я должен, ничего я никому не должен, и вдруг он даже повторил для меня это слов! Это был приказ? Нет. Просьба? Тоже нет. А что тогда, почему должен…, а потому, что будущее неизбежно, что сейчас произнесёшь, таким оно и будет для тебя. А ведь мы, каждый, даже не задумываемся над этим – это, своего рода, печать на тебе, с которой ты входишь туда!

«… Чему по справедливости подвергнуться или сколько должен я уплатить за то, что ни с того ни с сего всю свою жизнь не давал себе покоя, за то, что не старался ни о чем таком, о чем старается большинство: ни о наживе денег, ни о домашнем устроении, ни о том, чтобы попасть в стратеги, ни о том, чтобы руководить народом; вообще не участвовал ни в управлении, ни в заговорах, ни в восстаниях, какие бывают в нашем городе, считая с себя, право же, слишком порядочным человеком, чтобы оставаться целым, участвуя во всем этом; за то, что я не шёл туда, где я не мог принести никакой пользы ни вам, ни себе, а шёл туда, где мог частным образом всякому оказать величайшее, повторяю, благодеяние, стараясь убеждать каждого из вас не заботиться ни о чем своём раньше, чем о себе самом, – как бы ему быть что ни на есть лучше и умнее, не заботиться также и о том, что принадлежит городу, раньше, чем о самом городе, и обо всём прочем таким же образом. Итак, чего же я заслуживаю, будучи таковым?…».

– Да, мы разбирали на занятиях этот «диалог», я сказал тогда и скажу сейчас, без колебаний, я согласен с вердиктом суда. Человек, наделённый даром, возможностями и не реализовавший их на благо государства не имеет право на обладание этим даром, который ему дала природа – мудрость, он казнён был именно поэтому.

– Он поставил прежде заботу о себе, городе и государстве, чем заботу о том, что принадлежит им. Ты не находишь разве, что в этом утверждении заложена истинная сущность Мироздания и главный принцип в управлении, как первичный, чем противопоставленные ему доводы и обвинения его судей?

– На словах это выглядит именно так, но на деле…, кроме нескольких разрозненных бесед, пусть даже и о важных, с теоретической точки зрения, проблемах…, может они и интересны, но в рамках практической необходимости разве можно назвать это системой воспитания, образования или даже некой начальной школой? Нет! В бою приказы командира не обсуждаются, а у него это сплошь и рядом, более того – он специально, намеренно ставил собеседника в выстроенную им вилку не однозначного толкования, чтобы у того не было хоть какой ни будь своей чёткой позиции ни по одному вопросу, как начинали с вопроса, так им и заканчивали беседу. Разве это позволительно? Это порождает в неокрепшем, ещё не сформировавшемся сознании молодых людей комплекс неполноценности, что мол до мудреца не дотянуться, а только можно в слепую за ним следовать, не понимая объективной сущности управления государством в реальных условиях, а не в разглагольствовании. Всё должно быть чётко и ясно с самого начала, тогда будет: во-первых – не двусмысленно понята поставленная задача, а во-вторых – реализована максимальная возможность для достижения заданного результата – практического результата, на деле, а не на словах.

– То есть любые сомнения в достижение твоей победы, по-твоему, должны искореняться самыми крайними мерами?

– Именно так, потому он и был казнён, таким образом государство защищает достигнутое трудом и победами своих граждан от таких «идеологов». Он, на самом деле, уничтожал государство изнутри, закладывая в умы простолюдинов искры сомнений в том миропорядке, который был определён объективным историческим процессом во времени. Что он сделал такого для города или государства, чтобы за ним пошли люди, как за истинным лидером? Ничего, только горстка инакомыслящих и праздношатающихся бездельников.

– Чтобы ты сделал на его месте?

– Силой заставлял город и государство следовать тому, чему он их учил – силой! Чтобы во времени и пространстве виден был результат и остался для потомков, воплощённый в «камне». А так от него осталось лишь несколько разрозненных цитат, как та, которую мы сегодня вспоминаем. Это хорошо для тренировки