— По твоему довольному виду я понимаю, что все устроилось, — с улыбкой сказал Таадар.

— Да, учитель, я пришел только спросить тебя, в какой дозе я должен дать присланное тобой питье?

— Достаточно будет и трех кубков, кроме того, дашь ей вот этот букет, — ответил мудрец, указывая на букет, стоявший на столе в вазе. Это были распускавшиеся пурпурные розы.

— В таком случае, до свидания, учитель. Готовься, и прежде чем Ра выйдет из мрака, я принесу тебе жертву.

Князь поклонился, взял цветы и вышел. Придя на террасу, прилегавшую к его комнатам, он облокотился на балюстраду и погрузился в глубокую задумчивость. Кто увидел бы его таким серьезным и спокойным, со светлым и ясным взглядом, словно затерявшимся в созерцании красот природы, тот, конечно, предположил бы, что чистая и восторженная душа этого красивого молодого человека мысленно вознеслась к лучшему миру, стоявшему выше всех земных бед и низостей. Кто бы мог заподозрить, что этот кроткий мечтатель — закоренелый преступник, совершенно спокойно готовящийся совершить отвратительное преступление. Он внушал любовь своим жертвам для того, чтобы убивать их.

Легкий шум заставил его вздрогнуть и обернуться, он увидел Хамуса, за которым стояла закутанная в покрывало женщина.

— Вот, господин, девушка, о которой я говорил тебе. Подойди же, — сказал он, толкая вперед дрожащую рабыню.

Смущенная девушка простерлась перед князем, затем встала и, скрестив руки, боязливо взглянула на грозного господина, от которого зависела ее судьба.

Это было чудное создание, какие иногда создает Восток. Ослепительный человеческий цветок в первом цветении свежей красоты. Гибкая и стройная, с чудными, почти воздушными формами и нежным овалом лица. Ее бронзовая кожа была так прозрачна, что, казалось, можно видеть, как под ней пульсирует кровь. Густые черные волосы, сдерживаемые тонким золотым обручем, падали на плечи. Большие бархатные глаза, кроткие и боязливые, как у газели, были обрамлены такими длинными и густыми ресницами, что бросали тень на щеки.

Даже ледяной взгляд Хоремсеба вспыхнул удивлением и восхищением при виде этого очаровательного ребенка. Тем не менее, ничто не дрогнуло в сердце от жалости, ни одна мысль сожаления при виде этой молодой жизни, которую он собирался уничтожить, не осветила его мрачный ум.

— Я доволен, Хамус, — сказал князь и наклонился к рабыне. Та под испытующим взглядом опустилась на колени и смотрела на него с боязнью и обожанием.

— Встань, дитя, и не бойся, твой господин желает тебе добра, — сказал он с улыбкой, протягивая ей руку, которую та с умилением поцеловала.

Новая улыбка скользнула по губам Хоремсеба. Это странное обожание забавляло его, но не трогало души. Без угрызений и сожаления он устремил чарующий взгляд в невинные глаза ребенка. Сев на скамейку, князь сделал ей знак сесть на табурет и подал предательский букет, взятый с балюстрады. Он завел с ней дружескую беседу и стал расспрашивать о ее прошлом, о ее имени и родителях. Взволнованная и испуганная, она отвечала нерешительно, затем, осмелев, рассказала о маленьких событиях своей молодой жизни до тех пор, когда Хамус заставил ее надеть эту прекрасную белую тунику с золотой нашивкой, дорогое ожерелье и красивый обруч, чтобы отвести к незнакомому господину, которого она так боялась и который оказался самым красивым и лучшим из людей.

Так прошло несколько часов. Кама — так звали рабыню — все больше оживлялась, по мере того, как вдыхала запах букета. На щеках ее выступил румянец, глаза сверкали, когда Хоремсеб встал, чтобы идти в столовую. На этот раз никто не сопровождал их. В галерее и в столовой царили пустота и молчание.

Князь сел за роскошно сервированный стол и заставил Каму сесть напротив. Он передавал ей разные лакомства, добродушно приглашал ее есть и пить. Наивному ребенку все это казалось сном. Впервые в жизни она принимала участие в таком пиршестве, и у нее совершенно не было аппетита. Зато жажда мучала ее, она с жадностью осушила кубок, поданный Хоремсебом. Тот внимательно наблюдал за ней. Он увидел яркий румянец, заливший ее щеки, и то, что она вся дрожит. Заметив, что она как будто успокоилась, он снова наполнил ее кубок.

Кама выпила с улыбкой и, охваченная внезапным опьянением, бросилась на колени, обхватила его ноги и прижалась пылающим лбом к холодной руке князя. Тот ласковым жестом откинул ее густые волосы и заставил сесть рядом с собой. Нашептывая ей на ухо слова любви, он поднес к ее губам третий кубок.

Выпив кубок с ядом, рабыня несколько мгновений, казалось, была оглушена. Затем, дрожа всем телом, хотела обнять Хоремсеба, но тот уже поднялся с места.

— Подожди меня здесь, я сейчас приду за тобой, — с улыбкой сказал он, направляясь в сад. Девушка хотела броситься за ним, но дрожащие ноги отказали ей и она упала на стул, вытянув вперед руки и жадно глядя на дверь, за которой исчез князь.

Князь поспешил к рощице из розовых кустов. Там стоял павильон, совершенно затерявшийся в зелени. Всходила луна, заливая волшебным светом аллеи и чашу деревьев и заставляя сверкать, как серебряное зеркало, поверхность воды. Внутри павильона было волшебное убранство. Искусно скрытые кустами, лампы нежным светом освещали маленькое убежище, переполненное самыми диковинными растениями. Пол был усыпан цветами. Цветущие ветви, поставленные в очень большие вазы, образовывали благоухающий купол над ложем из кедра и слоновой кости. Пурпурные подушки почти совсем исчезли под слоем роз и лилий. У изголовья этого предательского ложа стоял табурет из слоновой кости.

Хоремсеб быстрым и внимательным взглядом осмотрел все это убранство. Вытащив из кармана маленький голубой флакон, он спрыснул его содержимым цветочное ложе, а пузырек бросил в угол. Окончив все это, он вышел и, тщательно заперев за собой дверь, направился ко дворцу. Доносившиеся до него рыдания заставили его ускорить шаг. Скоро он увидел возбужденную Каму с растрепанными волосами и пришедшей в беспорядок одеждой, повсюду искавшую его.

Заметив князя, она дико вскрикнула и как безумная бросилась к нему. Он прижал девушку к сердцу и провел по ее пылающему лицу своей холодной рукой, стараясь остановить нежными словами ее рыдания. Убаюкивая нежным мелодичным голосом, князь обвил ее за талию и, поддерживая ее, повел в павильон. Здесь он положил ее на цветочное ложе, а сам сел рядом на табурет.

Девушка не сопротивлялась. Обхватив руками его шею, она прижалась головой к плечу и погрузилась в оцепенение страстного экстаза. Одни глаза, устремленные на Хоремсеба, говорили пламенным языком. Тогда князь нагнулся и прижался холодным ртом к губам Камы. Губы их слились в долгом, удушающем, смертельном поцелуе, в котором исчезли все страдания невинной жертвы. Этот поцелуй, казалось, истощил все ее жизненные силы, так как вдруг по ее нежному телу пробежала дрожь, глаза затуманились, маленькие ручки выпрямились, а кудрявая головка безжизненно упала назад в цветочное ложе. Хоремсеб поднялся, бледный как смерть. Обильный пот выступил у него на лбу, сильное тело дрожало, как в лихорадке. Неверными шагами он вышел из павильона и направился к ближайшей скамейке, стоящей под деревом. Здесь он бессильно опустился и прижался лбом к холодному стволу.