Родоплеменные мифы, наоборот, стремятся сосредоточить внимание не на том, что у людей общего, а на том, что их разделяет. Родовые мифы не касаются универсальной проблематики и общих аспектов человеческого опыта. Напротив, они служат для возвышения (пусть даже в собственных глазах) и возвеличения конкретного племени, культуры, народа или идеологии — естественно, за счет других племен, культур, народов и идеологий. Вместо того, чтобы стремиться к консолидации и реальному самоутверждению, родовые мифы направлены вовне, на самовозвеличивание и самопрославление. Такие мифы черпают энергию и импульсы для собственного развития из неопределенности, слепоты, предвзятости и даже вполне сознательного создания «козла отпущения». Постольку таким мифам обычно недостает внутреннего ядра, они должны постоянно формировать образ внутреннего врага, с которым предстоит вести упорную борьбу — врага, масштабы которого необходимо раздуть до пугающей величины. Родовые мифы отражают глубинную неопределенность и неуверенность в самоидентификации. Они создают себе внешнее подобие самоидентичности по принципу контраста и отталкивания. Таким образом, белым объявляется все, что не является черным, и наоборот. Всякий, кто не является врагом, — друг.

На всем протяжении истории различные религии раскрывали свою суть через посредство родовых и архетипических мифов. Или, если быть более точным, они использовали один и тот же миф, подчеркивая его родо-племенные или архетипические аспекты, чтобы усилить веру и предложить своим адептам смысл (или хотя бы иллюзию смысла) бытия. Смысл жизни, раскрываемый через посредство архетипического мифа, может оказаться реальным и действительно ценным, например, когда Церковь использует архетипический статус «матери» и исполняет материнскую роль целительницы и утешительницы, которая дает прибежище, покров и защиту. Напротив, иллюзия смысла, которую обещает родовой миф, чаще выглядит заведомой фальшью или уклонением от реальной цели в силу отсутствия смысла. Например, в эпоху Крестовых походов или религиозных войн периода Реформации и возникновения протестантизма католическая церковь подчеркивала родовой аспект своего вероучения, идентифицируя себя в первую очередь через посредство декларируемой враждебности к врагам веры, превращая «неверных» и «еретиков» в козлов отпущения. Средства, которые предлагала церковь, были не истинным смыслом бытия, а в лучшем случае — паллиативом смысла, а в худшем — лицензией на право властвовать, судить и карать. Если религия функционирует на уровне родового мифа, она перестает быть религией и превращается в суррогат веры.

ПОСЛЕДНИЕ ВРЕМЕНА КАК АРХЕТИП

Один из наиболее могущественных мотивов среди всех символических и мистических тем — это, конечно, мотив апокалипсиса. Он очень часто фигурирует в истории большинства мировых религий и интерпретируется в них весьма и весьма по-разному. Иногда он используется на уровне архетипа, в качестве своего рода прообраза Судного дня, чтобы пробудить в сознании людей духовные искания и критическую самооценку, будь то отдельный человек или целый пласт культуры. Иногда мотив апокалипсиса используется в качестве объяснения причины бедствий, все равно — реальных, воображаемых или грядущих. Иногда же тему апокалипсиса раздувают намеренно, чтобы запугать людей, играя на их чувстве вины, сломить сопротивление внешнему влиянию и включить фактор веры. Порой этот мотив используется крайне грубо, в интересах племени, как инструмент формирования некой самозваной элиты «спасенных», противостоящей массам «проклятых». Наконец, в отдельных случаях этот мотив служит своего рода оправданием преследований тех, кого принято считать «проклятыми».

В первой части нашей книги мы уже обсуждали вопрос о том, как мотив апокалипсиса использовался в эпоху Последних времен в I в. н. э., точнее — в годы земной жизни Иисуса и Его братьев, и насколько мощным оказывался этот архетип, когда его удавалось «включить» и активно манипулировать им. Как мы уже видели, потенциал этого мотива-архетипа крайне важен и в современном мире. Если же запросы человечества, стремящегося постичь смысл бытия, могут быть удовлетворены только через посредство архетипа неминуемого грядущего апокалипсиса и такой апокалипсис интерпретируется буквально, последствия этого представляются весьма и весьма мрачными.

ТАЙНЫЕ ОБЩЕСТВА КАК АРХЕТИП

Второй архетип, на котором имеет смысл остановиться здесь, — это так называемая клика, или «тайное правительство», или, если воспользоваться более привычным названием, — тайное общество. Такие общества можно встретить по всему миру, в каждой культуре и в каждую эпоху. Обычно тайное общество характеризуется как своего рода конклав кукловодов, тесный круг избранных, ведущих закулисные интриги во имя добра или зла, манипулируя массами и политиками, организуя различные акции, оказывая нажим, дергая за веревочки и управляя марионеточными правителями и в конечном счете направляя ход событий.

Согласно иудейской эзотерической традиции, например, существует дюжина или около того (число их может быть разным) мудрецов или «достойных мужей», которые, оставаясь неведомыми подавляющему большинству человечества, рассеяны по всему миру. Праведность эти мудрецов столь приятна в очах Божьих, что она является единственным фактором, способным убедить Бога пощадить Вселенную. Другими словами, эти люди совместными усилиями удерживают мир от гибели.

В некоторых течениях буддизма, а также в теософии и антропософии, аналогичные функции осуществляют так называемые тайные владыки, наделенные сверхъестественной мудростью и могуществом, которые вновь и вновь реинкарнируют в земном плане в каждую из эпох и, по легенде, пребывают в некой таинственном городе, скрытом где-то высоко в Гималаях.

Разумеется, все это — крайности, полярные варианты этой темы. Менее резко выраженные версии можно встретить в рамках самих религиозных институтов. Так, например, всякая священническая каста сама по себе представляет некое подобие правящей элиты или тайного общества, носящего более или менее организованный характер. А внутри каждой священнической касты существует свое внутреннее ядро, имеющее более высокое посвящение. Так, например, в ордене иезуитов существует особая каста посвященных, внутренний орден — мистическая иерархия, которая руководит деятельностью иезуитов и, как считается, является носительницей неких важнейших секретов. Вплоть до недавнего времени наиболее впечатляющим примером тайного общества внутри католицизма была Святейшая канцелярия, то есть, другими словами, инквизиция. В наши дни мистический ореол, которым прежде была окружена деятельность внешней и внутренней структур ордена иезуитов, а также Святейшей канцелярии, во многом перенесен на Опус Деи — могущественную теневую организацию, которая сегодня держит под контролем Радио Ватикана, имеет громадные финансовые средства, недвижимость и коммерческие интересы как в Италии, так и за ее пределами, по всему Западу. Кроме того, Опус Деи имеет целую сеть школ, радикалистские принципы обучения в которых стали предметом скандального разбирательства на Би-би-си. Справедливости ради надо признать, что бывают случаи — выборы нового папы, например, когда роль тайного правительства берет на себя сама римская курия.

Наличие такого тайного ядра в ордене тамплиеров — пожалуй, главный источник тех восторгов по их адресу, которые высказывают в наши дни многие, несмотря на то, что со времени роспуска ордена прошло уже почти восемь веков. Психологическое могущество архетипа тайного правительства наглядно иллюстрирует пример первоначального ордена розенкрейцеров, возникшего в начале XVII в. Розенкрейцеры — кем бы они ни были — заявляли о себе в первую очередь публикацией подстрекательских брошюр и памфлетов. С исторической точки зрения факт существования розенкрейцеров как реальной организации так и не получил достоверного подтверждения. Тем не менее вера в их существование была достаточно твердой и вызвала целую волну истерии и, как показала Фрэнсис Йейтс, сыграла весьма важную роль в интеллектуальном развитии, культуре и политических процессах XVII в.