Символы в качестве архетипов обладают еще более широким полем действия. Они относятся не к какому-то конкретному человеку, а к всему человеческому роду. Так, например, феникс, коннотатами которого являются смерть и возрождение — это типичный символ-архетип. То же самое можно сказать и о единороге, традиционно ассоциируемом с девственной чистотой и мистической инициацией. Рай христианской традиции, Валгалла древних тевтонских племен, острова Блаженных в кельтских легендах и Элизиум в греческой мифологии — все это символы одного и того же архетипа или, во всяком случае, стремления к такому архетипу. В роли символов архетипов часто выступают антропоморфные фигуры — герой, странник, невинно убиенная дева, femme fatale (роковая женщина. — Пер.), возлюбленные, соединившиеся в смерти, воинственные братья, особенно — близнецы, умирающий и воскресающий бог, мудрая старуха-вещунья, отшельник, скрывающийся в лесу или пустыне, блаженный безумец, хранимый Богом, погибший или свергнутый царь. Подобные образы воплощают принципы универсального значения, присутствующие во всех культурах йо все века. Иногда они появляются под маской, воплощая в себе различные черты той или иной конкретной эпохи, но при всех внешних различиях восходящие к одному и тому же прототипу. Так, например, благородный разбойник, фигурирующий в фильме Артура Пена «Бонни и Клайд» — это созданный в XX в. аналог куда более раннего персонажа — Робин Гуда[153]. Коджак, «очистивший» Манхэттен, — это современный вариант Уит Ирпа, очистившего Додж-Сити, а Уит Ирп, в свою очередь — позднейший вариант средневекового короля-скитальца. Правда, современный король больше уже не ездит верхом на коне. Он лихо управляет автомобилем. Но современный город — это настоящие джунгли, передовая страха и опасности, злой заколдованный лес, где за каждым кустом и под каждым тенистым деревом прячутся всевозможные монстры — люди, звери и фантастические чудища. Уничтожив огромные леса далекого прошлого, мы создали новые дебри в самом сердце современной цивилизации. Но за всем антуражем нашего века кроется нечто более древнее — символ-архетип или образ, который, так сказать, «реинкарнирует» вновь и вновь в разные века и эпохи.

Символы могут функционировать как по отдельности, так и в сочетании с другими символами. Так, например, религиозная церемония часто включает в себя множество символов, символических действий, которые функционируют в тесной связи друг с другом, создавая целый ансамбль типов воздействия на адептов. Когда символы образуют последовательное повествование, излагая связную сюжетную историю, они образуют явление, подпадающее под определение «мифа». Слово «миф» отнюдь не следует воспринимать в расхожем смысле, как вымысел или фантазию. Наоборот, оно означает нечто куда более сложное и неоднозначное. Мифы создавались и создаются не для забавы и развлечения, а ради объяснения сути вещей и отражения вполне конкретной реальности. Для народов Древнего мира — вавилонян и египтян, кельтов и тевтонов, греков и римлян — миф всегда служил синонимом религии и, как и учение католической церкви в Средние века, включал в себя многое из того, что мы сегодня относим к категориям науки, психологии, философии, истории и прочих составляющих спектра человеческого знания. На этом основании миф можно определить как любую попытку объяснить или описать реальность — как в прошлом, так и в настоящем. Согласно этому определению, любая система представлений — христианство, дарвинизм, марксизм, психология, теория строения атома — может быть классифицирована как миф. При этом само это слово не содержит в себе ничего пренебрежительного или уничижительного. Все системы представлений развиваются и преследуют одну и ту же цель: объяснить сложившийся порядок вещей, постичь смысл бытия мира.

Классическая мифология была для своего времени и наукой, и психологией, и философией, и мы были слишком наивны, если бы считали, что наука, психология и философия в наши дни не являются такими же образчиками мифа и не будут считаться таковыми в недалеком будущем.

Миф, как и составляющие его символы, в зависимости от того, какие аспекты реальности он отражает, может быть индивидуальным, архетипическим или носить промежуточный характер, будучи, к примеру, национальным или родоплеменным (клановым). Индивидуальный миф — это своего рода самооправдание. У каждого человека — свои собственные явные или сокровенные представления о реальности. Каждому доводилось переживать разного рода приключения или эпизоды, которые, особенно при взгляде сквозь призму памяти, приобретают совершено мифические масштабы. В качестве примера можно назвать эпизоды из детства, давние любовные связи, школьные проказы. Приступы ностальгии — это также одно из проявлений мифа. Дистанция, будь то в пространстве или во времени, представляет собой весьма важный фактор мифотворчества. Мы все склонны мифологизировать наше прошлое — детские годы, родителей, яркие личности, оказавшие важное влияние на нашу жизнь на много лет вперед. Кроме того, мы также склонны наделять качествами мифа самые разные вещи, места и людей, с которыми нас развела жизнь, будь то географический фактор расстояния, вольный или невольный разрыв и, наконец, смерть. Всем знакомо то чувство, которое вызывает в нашем сердце отсутствующий друг или возлюбленная, и то, сколь часто они вспоминаются нам. Все эти эмоции и впечатления кажутся предельно простыми; все сложное и наносное бесследно улетучивается, и остаются одни эмоциональные реакции. Что касается мифов коллективного плана, то здесь такие личности, как Джон Ф. Кеннеди и Мерилин Монро, еще при жизни обладали поистине мифическим статусом. В результате преждевременной смерти их образы претерпели радикальную трансформацию, и их мифический статус еще более увеличился в масштабах.

Большинство коллективных мифов имеют архетипический и чисто родовой аспект. Любой из этих аспектов может быть усилен и подчеркнут за счет другого, и сам миф при этом приобретает индивидуальную или родовую окраску. Архетипический миф, подобно символу-архетипу, воплощением и раскрытием которого он является, отражает некие универсальные константы человеческого опыта. Какими бы ни были его корни в конкретном месте и времени, архетипический миф всегда выходит за их рамки и приближается к чему-то такому, что является общим для всего человечества. Уникальное качество и достоинство архетипического мифа заключается в том, что он может использоваться во имя сближения и объединения людей, ибо подчеркивает, что есть у них общего. Именно архетипические аспекты христианства — в частности, принцип спасения, божественной природы Спасителя и святости всех, кто претерпел мученичество ради того, чтобы принести духовные блага своему народу, — вызвали отклик в сердцах как христиан, так и нехристианских народов. И действительно, именно в результате акцента на таких архетипических аспектах христианство, оказавшись в руках миссионеров, сумело найти отклик в столь далеких друг от друга странах, как Мексика XVI в. и Япония.