Ее первое Рождество без семьи.

Ее первое Рождество с Франко.

Если она хочет успеть сделать сюрприз, то стоит поторопиться.

Когда она взяла в руку одну из трубок, та показалась ей давно знакомой, гладкой и холодной. Волна счастья поднялась в душе. Франко и его родители удивятся, когда в Святой вечер елка в столовой будет усыпана новыми шарами!

Мария долго ломала голову над тем, как должны выглядеть эти шары. Красный, зеленый и золотой цвета, которые в Германии ассоциировались с Рождеством, показались ей слишком тяжелыми для палаццо. Ей хотелось итальянской легкости, блестящей синевы моря, белоснежности мрамора на террасном парапете, неяркого зимнего солнца. Разжигая газовую горелку, она пыталась представить себе то, что делает: серебряные шары, разрисованные легкими, словно перышки, мазками пастельных тонов.

Под давно знакомое гудение пламени Мария начала выдувать шары одинаковой величины.

– Ты уверена, что хочешь пойти? Он ведь мог бы и сам к тебе явиться… – Йоханна мягко положила руку на плечо Ванды – такое она редко себе позволяла. Пальцы тетки так окоченели после уборки снега, что Ванда ощущала холод сквозь шерстяную материю платья. Снаружи слышались проклятия Магнуса, который пришел на смену Йоханне. За ночь намело полметра, и, чтобы выйти из дому, пришлось отбрасывать в сторону бесконечные горы снега.

– Но не явился, – спокойно ответила Ванда и добавила: – Мне несложно сделать первый шаг. И Рождество – это хороший повод, правда? – Она указала на полотняную сумку, в которую сложила подарки для отца, дяди Михеля, Евы и больного деда Вильгельма. Их было немного – мелочи, да и только – несколько носовых платков для мужчин, каждому – по бутылке травяной настойки, которую она купила по совету Петера в мелочной лавке. Еве предназначался серебряный медальон, купленный в ювелирном магазине в переулке у Пятой авеню. Любая женщина наверняка обрадуется украшению.

– Мне только не хотелось, чтобы ты… – Йоханна как-то беспомощно посмотрела на нее и осеклась.

– Чтобы я разочаровалась?

Ванда сухо рассмеялась и туго завязала платок под подбородком.

– Томас Хаймер не примет меня с распростертыми объятиями. Я это и сама знаю. Может, он даже не слишком-то обрадуется, увидев меня. Но меня это не интересует. Я просто хочу познакомиться с мужчиной, которого я в других обстоятельствах могла бы называть отцом. Пожалуйста, не волнуйся за меня.

Ванда уже почти вышла за дверь, как вдруг обернулась.

– И еще кое-что…

– Да?

Ванда почувствовала, как начинают гореть щеки.

– Как, черт возьми, мне с ним заговорить? То есть… плохо ведь будет называть его на «вы», да? С другой стороны, мне представляется ужасно глупым называть на «ты» совершенно чужого человека.

Йоханна рассмеялась.

– Если это самая серьезная проблема, то могу тебя успокоить: можешь смело говорить Томасу Хаймеру «ты»! У нас в Лауше это сплошь и рядом.

Улицы Лауши в тот день казались оживленнее, чем обычно. Деловитое усердие было связано, однако, не с доставкой стеклянных товаров, а со снегом: перед каждым домом кто-то трудился, расчищая вход. И скоро на узких тротуарах и улицах снежные сугробы громоздились, словно горы сахарной ваты.

Ванда каждый раз проваливалась по щиколотки. Тогда снег засыпался за узкий край ее зашнурованных ботинок и, тая от телесного тепла, стекал, отчего постепенно носки стали мокрыми.

Поднявшись вверх до запертой мастерской, Ванда так устала, что уже мысленно ругала себя и думала, не повернуть ли назад. Она боялась простудиться снова, поэтому повязала голову платком, которым теперь вытирала капли пота, катившиеся по шее. Наконец она небрежно сунула платок в сумку и озабоченно посмотрела в сторону нагорья, как называли верхнюю часть Лауши. Вдруг дальше будет еще хуже? Что, если вокруг дома Хаймеров еще никто не поработал лопатой?

Она понимала, что это все отговорки. Страх перед собственной смелостью! Настоящего жителя Лауши не может смутить небольшой снегопад. И, несмотря на то что колени ее дрожали, девушка продолжила взбираться дальше.

Ванда сотни раз мысленно представляла себе этот момент. Пыталась внутренне подготовиться к волнам чувств, которые станут накатывать на нее. Для себя она решила, что это непременно будет волнующий момент. В конце концов, не зря ведь говорят: кровь не водица, правда? Одно Ванда решила точно: как бы ни прошла первая встреча с отцом, она будет держаться независимо и уверенно. Поэтому на всякий случай она в своих фантазиях проигрывала самые ужасные сценарии: отец захлопнет дверь у нее перед носом, выругает ее или впустит, но станет равнодушно смотреть на гостью, а может, они просто будут молчать от неловкости, потому что у них слишком мало общего. На этот случай Ванда позаботилась и подготовила пару тем для разговора: одна – погода, другая – приближающееся Рождество, ее впечатления от Лауши… Возможно, она переведет разговор на изделия мастерской Хаймеров. Ванда немного удивится, и это должно растопить лед. А если ничего другого не останется, то она всегда сможет спросить о больном деде.

Иногда, в особенно сентиментальные моменты, Ванда представляла, что они оба расплачутся от радости и бросятся друг другу в объятия.

Только на одно Ванда не рассчитывала: что она при виде Томаса Хаймера совершенно ничего не почувствует.

Дверь открыл совершенно незнакомый человек в рабочей робе и полинялых, вытянувшихся на коленях штанах. Он был среднего роста, бледный, с седой щетиной на лице. Его серые глаза на миг вспыхнули при виде Ванды, а потом словно кто-то решительно захлопнул ставни. Теперь они безразлично смотрели из-под косматых бровей, которые сходились у переносицы. Узкие морщины придавали лицу страдальческий вид. Ничего не напоминало в этом состарившемся мужчине болезненного вида того привлекательного, по словам Рут, парня с широкими плечами и смелой улыбкой, в которого она когда-то влюбилась.

Ванда не так давно читала роман о временах Гражданской войны в США. Там главная героиня встретила через много лет отца, которого считала погибшим. Автор описывал этот момент так, словно девушка смотрела на свое отражение. Напрасно Ванда ждала подобного эффекта: в чертах Томаса Хаймера она не заметила ничего знакомого.

Может, перед ней сейчас стоял совсем другой человек? Может, это его брат Михель? Ванда украдкой посмотрела вниз. Мужчина стоял перед ней на обеих ногах, значит… Она едва сдержала нервный смех, когда осознала всю странность ситуации.

– Почему ты так выглядишь? У тебя вши или что?

Томас Хаймер указал на короткую стрижку Ванды. Потом он развернулся и зашаркал обратно в дом. Дверь за собой он оставил открытой, будто говоря: заходи или так оставь, мне все равно.

Ванда, словно оглушенная, последовала за ним по темному коридору, по лестнице вверх и потом на кухню. В этом доме она провела первый год жизни. Но мысль эта не вызвала никакого душевного волнения. Девушка откашлялась, чтобы стряхнуть оцепенение с голосовых связок.