– Как получилось, что письмо получило такой отклик? – недоумевал лорд Овербрук. – У журнала крошечный тираж. Я слышал про рост числа подписчиков, да, да, но не до такой же степени?

Мистер Коллинз переступил с ноги на ногу.

– Я, эээ…

– А вы что натворили, Коллинз?

– Я, сэр, упомянул об этом письме в журналистских кругах, – лицо его торжественно сияло, – разумеется, не в «Ивнинг Кроникл», – поспешно добавил он, – в ассоциации прессы. Региональной. И пара-тройка… ну, на самом деле их было гораздо больше, региональные издания заинтересовались им. Честность, стойкость, все такое, знаете ли. Так что его много где напечатали. Вышло, как видите, весьма недурственно.

– Лорд Овербрук, сэр, я посчитала, что вы захотите взглянуть на некоторые из писем, – с обычной для нее напористостью подхватила Банти, которая подозрительно много знала обо всей этой истории. Разве она никуда не уезжала? Как ей все стало известно? Я была поражена не меньше, чем председатель совета.

– Я попросила Кларенса принести как можно больше. Это далеко не все письма, их будет намного больше. Лорд Овербрук, я прошу вас, не увольняйте Эммелину и не вызывайте полицию. Она, конечно, просто невероятная дурочка, но она делала это честно, без какого-либо злого умысла, и это больше никогда не повторится.

Банти смотрела на председателя совета и так грустно улыбалась ему, что я была готова захохотать от счастья. Я поспешила заверить лорда, что с этого дня стану беспрекословно подчиняться указаниям начальства.

– Леди, – сказал с виду невозмутимый Овербрук, – бизнес есть бизнес, и у него мало общего с очаровательными личиками и печальными глазками. Полицию никто вызывать не станет. Генриетта, позволь кое-что тебе сказать. Я прекрасно тебя понимаю, сочувствую тебе и ни в чем тебя не обвиняю. Случай, конечно, неприятный, но я не позволю, чтобы из моего издательства сделали посмешище.

Он с беспокойством посмотрел на каминные часы.

– Арест и судопроизводство в отношении сотрудницы означает, что мы добровольно развяжем руки конкурентам. Я уже не говорю о скандале в газетах…

– Лорд Овербрук, – сдавленно прохрипела миссис Бёрд, – я протестую. Это возмутительно. Я буду вынуждена уволиться.

Кажется, Генриетта Бёрд пришла в себя.

– Вся эта история, – она набрала в грудь воздуха, – просто невероятна. Я обращусь в суд.

Лорд Овербрук тяжко вздохнул.

– Генриетта, – проговорил он. – Вы каждую неделю грозите мне увольнением с тех самых пор, как вернулись в редакцию.

– Я подам на нее в суд! – упрямо твердила миссис Бёрд.

– Перестань, пожалуйста, – мягко возразил председатель совета. – Пора уже придумать что-то новое.

Я с ужасом подумала, что мистер Коллинз сейчас лопнет от смеха, но он сумел сдержаться и сделал вид, что закашлялся. С таким же успехом лорд Овербрук мог просто поджечь ее пальто.

– Мне все ясно, – процедила она, собрав последние остатки достоинства, – ну что ж, в таком случае…

И в последний раз прошелестев черным крепом и перьями, миссис Бёрд вылетела прочь из кабинета.

Лорд Овербрук вздохнул, на этот раз с облегчением.

– Итак, – сказал он, едва захлопнулась дверь. – Случай этот весьма позабавил меня, более того – я так не веселился с тех пор, как дедушка на неделю отправил меня в почтовую комнату в 1889-м. Да-да, смотрите и учитесь, юноша. – Кларенс, забыв о достоинстве, чуть не рухнул в обморок. – Но он отнял у меня слишком много времени. Мисс Лейк, я обязан вмешаться. Миссис Бёрд абсолютно права. Ваше поведение неприемлемо. Конечно, ничего непоправимого не случилось, судя по потоку писем, но дело не в этом. Вы не можете просто так взять и делать все, что вам вздумается.

– Да, конечно, лорд Овербрук, – согласилась я.

– И вам понадобится кто-то, кто будет пристально следить за каждым вашим шагом.

– Да, сэр.

– Но вы, судя по всему, понимаете, что интересует нынешнюю молодежь.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Если вы получили столько отзывов, это о чем-то говорит. Журнал – часть моего семейного дела уже долгие годы. Не хотелось бы, чтобы он опрокинулся килем вверх и совсем потонул. Но это мы обсудим с мистером Коллинзом. Теперь, миссис Лейк, прошу вас и ваших друзей покинуть мой кабинет.

Я не двинулась с места. Мистер Коллинз повернулся ко мне, закатив глаза.

– Вас Никто Не Уволит, – по слогам проговорил лорд Овербрук, так как вид у меня был чрезвычайно глупый. – До понедельника вы свободны.

Затем председатель обратился к мистеру Коллинзу:

– Коллинз, присмотрите за ней как следует, и я хочу, чтобы тираж удвоился к июлю.

– Будет сделано, сэр, – бодро ответил тот.

Лорд Овербрук снова взглянул на меня, сдвинув брови.

– Юная леди, вам чертовски повезло. Просто дьявольски повезло. Теперь идите и оставьте меня.

Он помолчал, силясь скрыть улыбку.

– И бога ради, не говорите Генриетте, что я так ругался.

Я принялась горячо благодарить лорда Овербрука, но он уже направлялся к графину с выпивкой. Мистер Коллинз посигналил мне, что неплохо бы убраться, пока председатель совета не передумал. Кларенс потащил мешок назад, на лестницу, а мы с Банти потихоньку шли сзади.

Когда за нами закрылась дверь, я усадила ее в честерфилдское кресло в приемной лорда Овербрука. Она едва могла идти.

Мисс Джексон смотрела на нас со своего поста за столом. Я ожидала, что она попросит нас удалиться, но, к моему удивлению, она проявила сочувствие.

– Присядьте, прошу вас, – сказала она, вставая из-за стола. – Не хотелось бы, чтобы вы упали в обморок или вас стошнило. Здесь только что помыли полы. Передохните немного.

Она с улыбкой взглянула на Банти.

– Я читала ваше письмо. Не стоит так переживать. Вы храбрая девушка. Я тоже горжусь вами.

Банти удивилась, но выглядела довольной.

– Не могу сказать того же о вас, мисс Лейк, – продолжала мисс Джексон, – но вы точно знаете, что значит настоящая дружба. Побудьте здесь, пока я приготовлю чай для лорда Овербрука.

– Полагаю, что он уже выпил кое-чего покрепче, – ответила я.

Мисс Джексон посмотрела на меня, как учительница на провинившуюся ученицу.

– Вижу, вам все-таки удалось произвести на него впечатление.

Затем она вновь обратилась к Банти:

– Тогда я налью вам чашечку чая. Побудьте здесь и, если почувствуете дурноту, опустите голову как можно ниже. И, пожалуйста, не обижайтесь.

Она удалилась, и мы остались вдвоем.