— Ланселот не допустит, чтобы мы жили на твои подачки.

— Но он может остаться солдатом Камелота и будет получать за это достаточно. В конце концов, он один из лучших моих воинов и самый преданный, — В улыбке короля светился грустный цинизм, — На поле боя, конечно.

— Он любит тебя как отца, Артур. И все это невыразимо терзает его.

— Можешь считать это правдой, Гвен, а можешь и не считать, но я верю тебе. Если бы я не верил, он давно бы уже лишился жизни.

Королева поднялась на дрожащих ногах.

— Поверь еще и вот во что, Артур. Я и тебя очень люблю.

— Конечно я верю.

— И поэтому я не лишилась жизни.

— Я не смог бы причинить тебе боль, Гиневра. Но я не смогу и возразить тем, кто настолько предан, что захочет отомстить за своего короля.

Она вздрогнула.

— Хорошо, Артур, но что дальше? Как мы будем жить теперь, после этого разговора?

— Ты — королева. И должна выполнять обязанности, которые возлагает на тебя твой сан. Для всех вокруг ничего не должно меняться.

— Да.

— Ты всегда была прекрасной королевой, Гвен. Так что не надо и теперь фальшивить.

— Да. Я понимаю.

— Осторожность и благоразумие, Гвен. Осторожность и благоразумие.

— Да.

— И прошу тебя, не надо больше пробовать всякую новую еду. Я не хочу повторения истории с грибами. Более того, если вдруг их подадут к столу, я сам не стану их есть.

— Я не буду.

Король встал.

— И ты должна всегда помнить еще кое-что, Гвен.

— Да, что именно?

— Изабель спасла твою жизнь. Если бы не ее помощь, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

— Я это прекрасно понимаю.

— И веришь ты или нет, она искренне о тебе беспокоится. Она сочувствует и тебе, и мне, и Ланселоту. И если вдруг с ней случится какое-нибудь несчастье, если я замечу у нее хотя бы одну непонятно откуда взявшуюся царапину, ты станешь свидетельницей такого гнева, какой не можешь себе и вообразить.

И тут наконец слезы, которые так отчаянно пыталась сдержать Гиневра, вырвались наружу.

— Она несколько дней назад спасла мне жизнь, Артур. И сегодня утром пришла, чтобы попытаться снова меня спасти. Я никогда этого не забуду.

— Надеюсь, что не забудешь. И даже если для тебя это прозвучит странно, я скажу: она может стать тебе отличной подругой и союзницей.

— Пусть для тебя это прозвучит странно, Артур, но я скажу: я была бы очень рада, если бы это случилось.

— Ты не пожалеешь, — сказал король, провожая жену к двери.

— Я не скажу ей, что знаю о вашей взаимной любви.

— Незачем скрывать. Я все ей расскажу сегодня же вечером. А ты должна рассказать все Ланселоту.

Королева сжала руку мужа.

— На этот раз я тебя не разочарую.

Она шагнула через порог, но остановилась и обернулась.

— А из слуг кто-нибудь знает?..

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Чтобы знать, в чьем присутствии можно свободно говорить обо всем.

— Джеймс и Мэри. Они знают. По крайней мере, я так предполагаю.

Король чуть заметно усмехнулся.

— Они довольно забавным образом вмешались, когда между мной и Изабель возникло недоразумение.

Гиневра кивнула, хотя и не могла поверить, что столько всего случилось, пока она лежала в постели.

— Думаю, когда-нибудь это может превратиться в отличную легенду.

— И правда может.

Она махнула рукой в сторону письменного стола.

— Возвращайся к делам. И спасибо тебе, Артур, за искренность и… сострадание.

— И я тебе благодарен за откровенность. Я желаю тебе счастья, Гвен. От души желаю.

— Я знаю. И желаю тебе того же.

И опять Гиневра стояла перед дверью, собираясь постучать. Сегодня, начиная с самого раннего утра, она успела столько всего пережить: разговор с графиней, радость игры, надежда, разочарование… Похоже, она даже научилась смирению, а день еще не кончился. Все это сбивало с толку.

Она услышала в комнате смех и заколебалась.

— Да нет же! — произнес женский голос, — Ты шутишь!

— Не шучу! А потом он попытался сорвать поцелуй.

Этот голос королева узнала без труда — говорила графиня Изабель.

— После того, как сунул жабу тебе за ворот?

Гиневра сомневалась, что говорили о короле Артуре. Он любил хорошую шутку, но вряд ли стал бы совать жабу женщине под платье.

— Наверное, он таким способом пытался выразить свой интерес ко мне, — сказала Изабель. — В конце концов, нам и было-то лет по восемь.

— Мне кажется, леди, это очень странный способ ухаживать.

— Думаешь? А мне кажется, это было выражение нежности.

И обе снова расхохотались. Гиневре очень не хотелось портить им веселье. Но еще больше она надеялась поучаствовать в нем.

Она постучала.

Как она и боялась, смех сразу же утих.

— Войдите, — крикнула Изабель.

Королева открыла дверь и шагнула в комнату. Женщины сидели на полу, и Изабель делала что-то странное с ногами Мэри. Она красила ногти на них в розовый цвет.

— Простите, что помешала, — сказала Гиневра.

Мэри стремительно вскочила.

— Королева…

— Прошу, сядь, Мэри, — сказала она, — Я не хочу мешать… чем бы вы ни занимались.

Изабель улыбнулась ей.

— Мы тут пробуем разные варианты, чтобы сделать Мэри как можно красивее в вечер свадьбы.

— Могу я присоединиться к вам? И пожалуйста, продолжай свое дело. Мне было бы интересно посмотреть. Можно?

Изабель снова улыбнулась.

— Конечно можно. Чем больше народу, тем веселее, правда, Мэри?

Мэри обеспокоенно перевела взгляд с Изабель на королеву. Гиневра еще раз попросила:

— Сядь, Мэри! Вообще-то я надеялась, что ты окажешься здесь. Мне очень любопытно понаблюдать за приготовлениями к свадьбе и поучиться, как это делается.

Мэри сказала:

— Я сяду, если и ты сядешь, моя леди.

— Может, хочешь поспорить, кто из нас сядет быстрее?

Мэри хихикнула, а Изабель расхохоталась, и от этого на сердце у Гиневры почему-то потеплело. У нее было время подумать обо всем, что случилось за этот день, оглянуться на свои поступки, поразмыслить, как сделать, чтобы все шло хорошо.