- Я плыву! Плыву в тумане! Лечу!

И резко развела руки в стороны, словно птица, распахивающая крылья.

Но тут произошло нечто совершенно незапланированное, хотя и закономерное. И так плотно сидящая на груди рубашка натянулась до предела, кнопки-застежки не выдержали напора и с треском расстегнулись, заставляя полы разлететься в стороны.

- Ой, мамочки… - испугалась Женька и густо покраснела.

Она сразу попыталась привести себя в порядок, но края рубашки завернусь куда-то за спину. Женька пробовала соединить их друг с другом, но как-то не получалось.

- Сусанина, ты что - совсем страх потеряла?! – возмутился Ромка, но глаз не отвел. Наоборот, жадным взглядом вцепился в Женьку, разглядывая пристально, досконально…

- Я не специально! – честно обиделась она и, окончательно войдя в роль капризного подростка, попыталась свалить с больной головы на здоровую: - Это ты виноват, что я растолстела! Твои булочки!

- Мои? – в Ромкиных глазах мелькнуло что-то яркое и обжигающее, но удивительно вкусное. – Хорошо, как скажешь.

Он шагнул к подруге. Женька как раз поймала непослушные полы рубашки и попыталась свести их воедино. Но Ромка накрыл ее руки своими и не позволил.

- Поцелую, раз мои. Обещал, кстати! - отрывисто проговорил он и потянулся губами. – Слово нужно держать.

Женька не смогла вспомнить, когда Ромка обещал что-то такое. Просто впала в ступор, чувствуя себя в тумане в прямом и переносном смысле. Одновременно.

Она затаила дыхание и широко раскрыла глаза. И смотрела, смотрела, смотрела… На рваные слои тумана за окном, на запотевшие окна вагончика, на выпрыгнувшую из ниоткуда кривую пальму… И на Ромкин кипящий мед в глазах и его бесстыжие губы. Смотрела и не знала, что делать.

Состояние было незнакомое. Ромкины прикосновения были приятными и как-то… особенными? важными? драгоценными? Сложно подобрать правильное слово.

Но ожидаемо-привычных ощущений не было. Ни горячих волн, разливающихся по телу, ни сладкой дрожи в коленях, ни лихорадочного стука сердца. Даже пресловутые бабочки в животе передохли. Все до одной.

Зато что-то другое присутствовало – хрупкое и удивительно красивое, как причудливые кристаллы первой изморози на еще зеленой траве. И Женька боялась дышать, чтобы ненароком не разрушить…

«Я в него… да?! – мелькнуло в голове удивленно – восторженное. – Не «нравится – не нравится», «хочется – не хочется», а по-настоящему, правда?! И он в меня… еще и как! Мамочки, как хорошо-то!»

- И ничего ты не растолстела, - восхищенно шептал Ромка, прижимаясь щекой. – Такая же красивая, как всегда. Совершенно и непостижимо красивая.

- Ты же сам сказал… - внезапно отмерла Женька. – В столовой. Утром. Что есть немного…

- Ты жаловалась, что рубашка тесновата, - Ромкины губы радостно вернулись к прежнему занятию. – Я и согласился… Маленькая она на тебя… Рубашка… С твоим размером… сладким, неповторимым размером… надо на размер больше.

Женька опять покраснела. Но не отстранилась. Наоборот – расправила плечи и откровенно любовалась Ромкой. То, что он делал, было удивительно нежным и красивым. Как сказочные фигуры тумана за окном.

Внезапно Ромка отстранился и посмотрел в глаза. Взгляд его был одновременно и горячим, и насмешливым, и…

- Что, Сусанина – зараза, добилась своего? Любишь манипулировать людьми, да? Скажи честно, чего тебе от меня надо? Хоть раз скажи!

- Ничего я не добивалась! - Женька со вздохом запустила пальцы в Ромкины волосы. Они были мягкие-мягкие, послушные-послушные, в отличие от своего ершистого хозяина: – Оно само вышло… нечаянно. Честно?

Она убрала его челку со лба, ласково провела пальцем по бровям, будто очерчивая контур и решилась:

- Того, что в глазах у тебя, хочу – полностью, сразу и без остатка. Сильно хочу. Очень.

Ромка замер, словно переваривая услышанное, потом фыркнул и пнул ногой упавший на пол пустой пакет от сока:

- Вот так? Выпить, смять и вышвырнуть? Что потом, Женек? Ты же у нас эксперт в отношениях: все пробовала, все знаешь. Расскажи наивному балбесу, что бывает после? Давай, говори, раз начала!

Туман стал еще гуще, и был похож даже не на себя, а на плотную белую слизь. Ту, что забивает глаза и уши, душит, останавливая дыхание.

- Понятия не имею… - честно признала Женька и опустила голову.

- И в этом вся ты! – понимающе усмехнулся Ромка и притянул ее к себе. – Подростковое отношение к жизни: ничего не замечаю и не ценю, просто пользуюсь, да? И еще мало, еще дай – дай – дай! Плевать, что у кого-то жизненная ситуация неподходящая. И планы на ближайшее будущее другие. Все равно - дай! А потом глазками хлоп-хлоп: ничего не знаю, гарантий никаких, и давай, Рома, дальше как-нибудь сам. Так?

Женька вздрогнула и уткнулась носом в его плечо. Ромка пах лимонной мятой – успокаивающе и умиротворяюще.

«Мама дорогая! – с растерянностью думала она. – Что за жуткий бред у него в голове? Ничего же плохого не делала и даже не думала! Наоборот! Но он действительно мои слова повторяет… как такое может быть?!»

- Не так, - подчеркнуто спокойно произнесла Женька вслух. – Совсем не так. Но я действительно не знаю, что будет потом. У меня такого, как с тобой, еще не было. От слова совсем.

- Я был прав насчет твоих десяти плюс! – злорадно прошипел Ромка и сжал ее так, что на самом деле стало трудно дышать. – Уроды, блин. Их счастье, что меня рядом не было.

Но потом ослабил хватку и чмокнул Женьку в нос:

- И куда тебе серьезное, Сусанина? У тебя кроме секса ничего и не было! Твои фантазии не в счет. А у меня нет времени на твое воспитание. Совсем нет. Как говорится: здрасти, приехали!

Из тумана внезапно вынырнула нижняя платформа и помчалась навстречу, молниеносно увеличиваясь в размерах.

Ромка отскочил от Женьки и начал лихорадочно застегивать кнопки у нее на рубашке:

- В смысле, реально приехали!

Глава 26. Вечер четвертого дня. Сплошной туман и проблески

Улицы города ожидаемо тонули в тумане: машины прорывали его светом фар, прохожие были одеты в дождевики или самые натуральные плащи с капюшонами.

«И впрямь портал, - заворожено подумала Женька. – Только не в пространстве, а во времени. Из жаркого южного лета перенесло в хмурую и промозглую осень».

Ромка при выходе из вагончика привычно подал Женьке руку, но потом почему-то нахмурился, резко