Наконец и до Гото дошло, что противник играет с ним как кот с неразумной мышью. Все его удары и уколы встречали жесткую защиту; она была неуклюжей и даже на первый взгляд вообще никакой, но, тем не менее, ни один выпад Гото не достиг цели. Тогда грабитель пошел ва-банк; он включил максимальную скорость, и его шпага запорхала вокруг старого запорожца словно бабочка.

Наверное, Потупа только и ждал этого момента; наконец противник занервничал. Казак словно проснулся. И ответил Гото таким вихрем ударов и уколов, что грабитель сначала попятился, а затем, совершенно не соображая, что делает, сделал попытку выйти из боя и сбежать. Все-таки жизнь среди отбросов общества на парижском «дне» вконец вытравили из него главную особенность истинных мастеров шпаги – драться нужно до конца, каким бы он ни был. Победа в схватке с равным, это всегда дело случая.

На этот раз запорожец сделал чисто сабельный удар; коварным, неуловимым для глаз движением кисти руки он располосовал грудь Гото, который все же успел уйти с дистанции, поэтому был только серьезно ранен. Грабитель упал и крикнул:

– На помощь! Сюда!

Это были его последние слова. Потупа хладнокровно приколол Гото к земле как бабочку. Но крик услышал Коростылев. Он сразу все понял.

– Дьявол! – выругался майор. – Они уходят! Беклемишев, бери четверых урок и за мной! Белосельский, ты командуешь здесь! Понял?

– Так точно!

– Смотри, проворонишь – лично повешу тебя на первом же дереве!

Когда Коростылев со своей «гвардией» оказался на заднем дворе, то несколько опешил: вместо трех человек перед ним стояли шестеро! И все вооруженные! Откуда они взялись?!

Филиппа Орлика майор узнал сразу: он неудачно охотился на него в Бреславле[110]. Правда, тогда Коростылев был мелкой сошкой; настолько мелкой, что командующий операцией по поимке гетмана все тот же Иван Иванович Ягужинский даже не удосужился с ним познакомиться. Поэтому от Коростылева мало что зависело. Он лишь следил. (Впрочем, Коростылев был послан в Бреславль не только с целью помочь Ягужинскому, но и понаблюдать за действиями Ивана Ивановича; так приказал Румянцев, непосредственный начальник майора.)

Тогда Орлик прятался в богатом доме, больше похожем на небольшую крепость. Хозяин дома не сдался ни на подкуп, ни на увещевания Ягужинского и не открыл агентам Тайной канцелярии ворота. А рано утром Орлик и его семья в сопровождении сильной охраны покинула гостеприимный дом, и Ягужинский лишь злобно скрипел зубами, глядя Орлику вслед. Коростылев увидел лицо Орлика в окне кареты: оно было бледным до синевы.

Таким же бледным, как и в эту лунную ночь. Завидев Орлика, майор крикнул «Мой!» и скрестил с ним шпаги. Беглого гетмана требовалось взять живым, и Коростылев решил заняться им лично. Нужно сказать, что майор был весьма неплохим фехтовальщиком. Его натаскивал сам Румянцев, который с любым холодным оружием был на «ты». Однако Орлик оказался упорным соперником. Он не атаковал, а больше защищался, но делал это умело – сказывалась казацкая выучка.

Остальные участники ночного сражения разбились по парам. Андрею достался Беклемишев, Якову – здоровенный битюг, в руках которого шпага казалась соломинкой, де Клюар, превосходный дуэлянт, дрался с шустрым мазуриком, тоже понимающим толк в фехтовании, а Потупе достались двое французов, потому что старый слуга гетмана Кароль держал шпагу, как баба помело, и испуганно отмахивался от противника, будто тот был шершнем.

Яков уже нанес здоровяку несколько ран, а тот все еще не сдавался. Он был неповоротлив, поэтому юный сын Полуботка бегал вокруг него как лайка, которая держит медведя: вырвала зубами клок шерсти – отпрыгнула на безопасное расстояние, укусила еще раз – опять назад…

Де Клюар фехтовал так, будто позировал перед дамами. Его техника изобиловала очень сложными, но эффектными приемами, которые фехтовальщики применяли только в залах или на дуэлях «до первой крови». В бою это было опасным излишеством. Скорее всего, секретарь Орлика никогда не дрался по-настоящему.

В сложных ударах малейшая неточность более опасна для того, кто наносит удар, чем для противника. Тот, кто использует такие приемы, часто вынужден пренебречь защитой, что может привести к фатальным последствиям. В настоящем сражении прямой удар и прямой отвод единственно верные приемы; прочие считаются слишком опасными.

Об этом и хотел сказать Яков де Клюару, – они дрались рядом, – но не успел. Очередной изящный и чрезвычайно сложный финт, под ногу де Клюара попадает камешек – и вот он уже теряет равновесие и не может защититься от прямого выпада мазурика. Яков лишь крякнул с досады; мгновенно сменив позицию, он нанес противнику де Клюара, который на миг расслабился от радости победы, сильный и точный укол в бок.

При этом сын Полуботка едва сам не поплатился, но вовремя успел среагировать на рубящий удар своего противника-громилы. Для этого ему пришлось упасть, перекатиться на бок и атаковать битюга с нижней позиции, чего тот никак не ожидал; все-таки он был чересчур медлителен. Шпага вошла в живот француза как в масло; он с удивлением ощупал место укола, посмотрел на окровавленную руку и упал, да с таким грохотом, словно где-то рядом рухнула сторожевая башня.

Потупа тоже не стал затягивать финал. Коротким и страшным по силе ударом он пригвоздил противника к стене гостиницы, куда тот отступил под его натиском, а затем занялся бандитом, который продолжал атаковать старика Кароля. Правда, атаки эти были опасливые; мазурик все посматривал в сторону запорожца, ожидая, что тот может в любой момент охладить его пыл добрым ударом шпаги, от которого он защищался с трудом. Француз сразу понял, что этот чужестранец – большой мастер. Поэтому бандита больше устраивал затянувшийся «танец» с Каролем, который мало что смыслил в фехтовании.

Наверное, мазурик хотел таким образом дотянуть до конца схватки. Если ее выиграют свои – он герой; живой герой. Ну а ежели победа будет на другой стороне, то тогда ноги в руки – и подальше от «Золотой шпоры», благо его противник был немолод и угнаться за ним не мог.

Но его мечты разрушил Потупа. Убив своего противника, он немедленно принялся за хитроумного французика, который отбывал номер со старым Каролем. Однако, отразив первый удар Потупы, мазурик вдруг бросился бежать. Он не горел желанием последовать за своим приятелем, который корчился в конвульсиях возле стены гостиницы.

Старый запорожец огляделся. Андрей дрался со своим противником – Беклемишевым, на равных. Яков, совершенно обессилевший от огромного напряжения, отдыхал, опираясь на шпагу. Де Клюар, судя по всему, был ранен легко, и теперь пытался остановить кровь, которая лилась из раны в предплечье. Что касается Орлика, то он начал отступать под бешеным натиском Коростылева, хотя и защищался довольно успешно.