— Хочу с тобой кое-что обсудить, — гуляя со мной по расчищенным от снега дорожкам, произнёс Джордж.

— Ты это мне говоришь или нашему сыну? — пошутила я. Потому что он каждый день разговаривает с моим четырёхмесячным животом и думаю будет болтать с малышом до самых родов.

— Тебе, вредина, — улыбнулся он. — Это насчёт Кирана. Я хочу освободить его от условий служить вечно нашей семье в благодарность за спасённую жизнь. Думаю, он нам ничего не должен, ведь если бы не его дерьмовая ситуация, я бы не встретил любовь всей моей жизни. Так что, он отдал мне тебя, а я дам ему свободу. Пусть устраивает свою жизнь по своему усмотрению. Хочет пускай возвращается в Англию, ну … или. …Она ведь тебе тоже звонит?

— О, да. Джесс втюрилась в этого парня по самую макушку. С твоей стороны это правильное и очень благородное решение. Я поговорю с ним. … Не хмурься. Ты что до сих пор ревнуешь? Боже, Джордж. Ему будет приятно услышать это от меня. Прямо сегодня ему и скажу, попрощаюсь по-человечески. А то зная тебя, представляю как ты ему об этом заявишь. Уверена, он обрадуется.

— Надеюсь, он это оценит, — скривился Джордж, тема бывшего парня до сих пор терзала его душу.

Киран как раз обедал, когда я разыскала его для разговора.

— Привет, — присела я рядом.

— Ого, тебе стоило с собой кого-нибудь позвать, вдруг тебе всё ещё небезопасно оставаться со мной наедине, — хмыкнул он.

— Дай руку.

— Это завихрения беременной? — растерянно уставился на меня Киран. — Я тебя боюсь, — это он конечно же соврал, потому что Киран до сих пор не мог смотреть на меня безразлично. Поэтому то Джордж решил от греха подальше всеми возможными путями избавиться от навязанного моим дедом охранника.

— Я вполне адекватная женщина, дай руку, говорю!

— А я всегда в этом сомневался, — продолжал выделываться Киран, так что мне пришлось самой схватить его руку и вложить в ладонь карточку.

— Она на твоё имя. На неё переведено три твоих месячных оклада плюс ещё бонус, — серьёзно произношу я, держа его за руку и глядя в глаза. — Но это не самое главное. Главное, что с этого дня ты совершенно свободен. От условий, которые выдвинул нам мой дед, от тюрьмы, от денежного долга тем ублюдкам, которые держали тебя на крючке, и от мук неизвестности. Теперь твоя жизнь принадлежит только тебе и тебе решать, как провести завтрашний день и что будет послезавтра. Как ты любишь говорить «ситуация больше не держит тебя за яйца». Что ты молчишь?

— Он хочет, чтобы я не мозолил ему глаза? — первое, что наконец выдавил Киран. — А если я хочу остаться и убедиться, что с тобой всё будет нормально?

— Со мной всё будет хорошо, обещаю, — поднимаясь, я погладила его по щеке. — Киран, просто начти жить для себя. Мы ведь уже разобрались и отпустили прошлое? И, кажется, тебя кто-то ждёт, — улыбнулась я, глядя, как он тоже вскочил, собираясь меня обнять. И я позволила ему это сделать, потому что и мне и ему требовалось именно тёплое прощание. — Поезжай. Можешь рвануть в Нью-Йорк, можешь вернуться обратно в Лондон, но ты теперь по любому обязан стать счастливым. Я даю тебе такое задание, солдат.

— Есть, мэм! … Спасибо, Ава. Спасибо тебе за всё, и что была в моей жизни тоже, — и он вышел не оглядываясь, специально, чтобы я не видела выражения его глаз.

* * *

Я знала, что начну рожать этой ночью. Никаких предпосылок и предвестников схваток, просто предчувствие. Даже сложно объяснить это ощущение, поэтому пока Джордж не видит, нечего его волновать раньше времени, я собрала сумку со всем необходимым и заглянула к Эмме.

— Можно взглянуть на новые иллюстрации? — вплыла я к ней в комнату, поддерживая свой животик. На прошлой неделе, глядя на меня, Джордж пошутил, что я проглотила глобус. Возможно, так оно и было — внутри меня был целый мир. А Эмма вот уже месяц как рисует комиксы на тему «мой братишка, Шмель и я», придумывая истории и приключения, которые возможно с ними произойдут в будущем. Получается очень даже забавно. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ага, они почти готовы. Сегодня я, Шмель и мелкий отправились в Англию, в старый заброшенный замок, где живут привидения, — закусив губу, Эмма усердно заштриховывала простым карандашом стену этого самого замка. — Как думаешь, он будет меня слушаться?

— Думаю, у него не будет другого выхода, — улыбнулась я, понимая, что она имеет в виду своего брата. — Ты рассказала отцу, что твой рисунок выиграл в конкурсе?

— Папа сказал, что он невероятно гордится мной и никогда не сомневался в моём исключительном таланте. …Она мне сегодня позвонила, — нахмурилась Эмма, отложив свой блокнот в сторону. — Хочет встретиться. Папа сказал, что я сама должна решить. … Но ведь она никогда не была моей матерью. Меня почему-то не тянет с ней общаться.

Только пару месяцев назад, Джордж рассказал мне о матери Эммы, о девушке, с которой он познакомился на пароме, которая тогда поразила его своими глубокими размышлениями о жизни, в последствии оказавшись наркоманкой философом. О том, как спонтанный секс привёл к беременности и об его многократный попытках впихнуть её в программу реабилитации. О скандалах и ужасах ожидания ребёнка, потому что Джордж даже не надеялся, что его дочь родится здоровой. О том, как молодая мать всё-таки выбрала вместо Эммы наркотики и о первых трёх годах нашего рыжего бельчонка под усиленным наблюдением медиков. От злости Джордж перешёл к презрению, а потому уже к жалости, но он мне почему-то поклялся, хотя именно к этой женщине я его и не ревную, что между ними даже влюблённости не возникло. Я и без его клятв знаю, что так как меня — Джордж не любил никого.

— Не знаю, что тебе даже и посоветовать. Если ты чувствуешь внутреннее сопротивление, скажи, что к встрече пока ещё не готова. Заставить тебя никто не в праве. Так вот почему у Джорджа такое настроение. А мне он ничего не сказал, придумал, что устал на работе.

— Он тебя оберегает. А ты его. И это клёво. У нас настоящая семья, у меня уже есть мама и это ты, и другая мне мать не нужна. Я всё решила! — характером она явно пошла в Джорджа. И если Эмма решила, тут хоть стой, хоть падай. 

Джордж сидел в кабинете, растирая виски и глядя в свой рабочий ноутбук. Но я уже перестала пугаться этих растираний, он всегда так делал, когда о чём-то усиленно размышлял, и с болью это было абсолютно не связано. Опухоль исчезла. Его лечащий врач даже статью опубликовал в одном из медицинских журналов, об уникальном случае его пациента.